Выбравшись из джипа, Дзюн был поражен и даже обескуражен увиденным. Перед ним была темная и безмолвная громада особняка в европейском стиле, свет пробивался лишь сквозь закрытые ставнями верхние окна. Каменные ступени через колонны портика вели к открытой парадной двери, над которой возвышалась куполообразная башенка. Дзюну вспомнился грандиозный дом из «Маскарада» – этот фильм полковник Бродский любил показывать на своем личном проекторе избранным гостям.

Юджин Гото вынул из кобуры пистолет и держал его наготове.

– После вас, – сказал он, иронично поклонившись. Заинтригованный Дзюн поднялся по ступеням и вошел в особняк, Гото и другой солдат шли следом. Вестибюль встретил их богато разрисованным потолком и обшитыми деревом стенами, на которых красовались оленьи головы. Освещение было тусклым, но вдали Дзюн разглядел темную лестницу на второй этаж. Туда его и повели сопровождающие.

Наверху оказалась огромная, но неубранная приемная, вдоль стен в беспорядке стояли старомодные стулья. Между ними валялись армейские заплечные мешки, клюшки для гольфа, обрезки металлических труб. В одном углу стоял проигрыватель и стопка пластинок, в другом устроилась винтовка.

– Садись, – велел Гото, показав на один из стульев.

Дзюн повиновался, но Гото и другой солдат остались стоять у него за спиной. Они ждали в тревожном молчании. Вскоре дверь в дальнем конце комнаты открылась, и голос сказал:

– Полковник готов принять вас.

Дзюн был настолько сбит с толку, что подумал, не увидит ли по ту сторону двери полковника Бродского, сидящего за своим столом. Но, разумеется, в полутемной комнате, куда его ввел Гото, их ждал совершенно незнакомый американский полковник.

* * *

Первое, что заметил Дзюн в комнате полковника, – дым трубочного табака. Сладковато пахнущий дым заполнял комнату и погружал ее в туман, сквозь который было трудно разглядеть лицо полковника – единственным источником света служила лампа на большом письменном столе, за которым он сидел, а ее луч светил прямо на пустой стул напротив.

– Садись, – рявкнул Гото.

«На сей раз чая с шоколадным печеньем не будет», – подумал Дзюн.

– Тебя зовут Камия Дзюн, так? – спросил полковник на японском, но с сильным акцентом.

Дальше он перешел на английский, а Гото переводил и, как понял Дзюн, иногда вставлял свои комментарии.

И никаких дружеских приветствий.

– Ты, наверное, решил, что надул этих идиотов в Аомори, но не думай, что тебе удастся одурачить нас. Отвечай, когда к тебе обращаются!

– Так точно, сэр, – сказал Дзюн, вытянувшись на краешке стула.

Постепенно глаза Дзюна привыкали к ослепительному свету, и тяжелое лицо полковника начало проступать из темноты – так коричневеют невидимые чернила, когда листок подносят к огню. У полковника был идеально круглый череп и редеющие темные волосы, зачесанные назад. Большие руки лежали на столе, из пепельницы перед ним торчала трубка. Рядом с указательным пальцем правой руки на промокательной подушечке лежал пистолет.

Дзюн хотел объяснить, что уже рассказал все, что их могло интересовать, – за исключением ненужных им подробностей, например о его неудачном сексуальном контакте с проституткой в Нахе. Но шквал вопросов обрушился на него с таким энергичным напором, что он и сам почти поверил, что опустил нечто важное. Знать бы, что именно.

– Как звали капитана на шпионском судне?

– Мы звали его просто «капитан».

– Решил шутки с нами шутить? Проплавал два года и не знаешь, как зовут капитана? Хватит голову морочить. Как его звали?

Дзюн хотел сказать, что судно вряд ли шпионское, но понял, что сейчас это неуместно. И промолчал.

– Почему Бродский отправил тебя работать на это судно? Каково было твое настоящее задание?

– Да он меня…

– Какая связь между Бродским и шпионским судном?

– Насколько я знаю, никакой…

– Хватит врать! – крикнул полковник, хлопнув кулаком по столу так, что лежавший рядом пистолет слегка подпрыгнул. Все было понятно без перевода.

«Будь у меня хоть немного времени, – подумал Дзюн, – я бы что-нибудь придумал. Что угодно, лишь бы выбраться отсюда». От табачного дыма его мутило. Но в голову ничего не лезло, а будешь врать – можно совсем все испортить.

– Кто такие Элинский и Зайцев? Ты сказал этим идиотам в Аомори, что они были дружками Бродского. Кто это такие? Сотрудники МГБ, как Бродский, МВД или Смерша?

Дзюн про это ничего не знал. Он, конечно, слышал все эти термины: МГБ, МВД, Смерш. Иногда их употребляли, но ему никто не объяснял, что они значат, а спрашивать ему и в голову не приходило. Он вдруг вспомнил: у полковника Бродского собрались друзья, он подавал напитки. На подлокотнике кресла Бродского, развалившись, дремал кот Лев, но едва Дзюн наклонился, чтобы налить полковничий коньяк, Лев приоткрыл один желтый глаз и скакнул через всю комнату, едва не опрокинув поднос с напитками, набросился на незадачливую бабочку и принялся драть ее в клочья. Один из гостей – Дзюн не помнил, кто именно, – торжественно заявил: «Николай Александрович, боюсь, товарища Льва нам придется взять на службу. Будет готовить наших парней из Смерша». И все засмеялись.

– Не знаю. Правду говорю. Не знаю, и все.

– Какие документы Бродский тебе показывал? Ты сказал, что он показывал тебе японские документы и просил прочитать названия мест. Что за документы? Что в них было?

– Не знаю. Он мне их целиком никогда не показывал. Только строчки, какие просил прочитать. Остальное укрывал рукой.

– А что за места? Ты говорил, он просил прочитать названия мест. Каких именно?

– Не помню. Я часто сам иероглифы не мог прочитать.

И так продолжалось до бесконечности. И снова по кругу.

– Вернемся к капитану «Цусимы-Мару». Как его звали?

– Иногда его называли капитаном Ли…

– Капитан Ли? Опять голову нам морочишь? В этой части света этих «капитанов Ли» – тысячи. Хватит, черт дери, тратить наше время!

Потом он снова вернулся к гостям Бродского.

– Кто был из МГБ? Кто был из Смерша?

У Дзюна голова шла кругом, хотелось крикнуть им: «Не знаю! Не знаю!» Но крики выходили беззвучными, оставались в голове.

Наконец Гото подошел к Дзюну и наклонился к нему так близко, что он почувствовал на щеке брызги слюны.

– Ты лжешь, – сказал он очень тихо. – И мы это знаем.

Они с полковником переглянулись, и полковник слегка кивнул.

– Вставай, – велел Гото.

Он вывернул правую руку Дзюна за спину, и боль отдалась в нервах плеч и шеи. В позвоночник уперлось дуло пистолета. Его повели вниз по лестнице, в коридор, а