Странная речь для того, чье кредо: «Когда удача с тобой, используй ее!»

Девушка нахмурилась:

– Но…

– Не спорь! У меня нет того, что можно назвать безупречным послужным списком. Хоть я и не совершил ничего ужасного, но и того, что было, достаточно. И вот еще что: у тебя есть деньги, а у меня… Ну, когда карта идет, денег хватает, чтобы не жить впроголодь, а когда не идет… В любом случае там будет видно. Я поговорю с юристом, когда он станет твоим опекуном.

Звонок в дверь не дал девушке ответить. Фил вышел на крыльцо; там ждали четверо полицейских в форме, дубинками отгоняя собак. Фил провел их в комнату, где ждала Ромен, и вкратце дал показания. Седовласый сержант смотрел округлившимися глазами то на девушку, то на парня с окровавленными босыми ступнями, но так ничего и не сказал. Оставив одного человека с Филом и Ромен, он повел остальных наверх. Вернулся через пятнадцать минут.

– Вы вроде сказали, что мертвецы в коридоре?

– Так и есть, – ответил Фил.

Сержант покачал головой:

– Они оба мертвы, это точно, и один лежит в коридоре с полудюжиной пуль в теле. Но другого мы нашли в одной из комнат, жутко изуродованного. Он склонился над письменным столом, и вот что было под рукой.

Он протянул Филу лист почтовой бумаги. Мелким, твердым, ровным почерком среди густых пятен крови было написано:

Моя дорогая Ромен!

Покидая сей мир, я хочу выразить и тебе, и твоему новоявленному защитнику самое сердечное пожелание, чтобы вам сопутствовали радость и счастье.

Сожалею лишь о том, что от твоего наследства осталось так мало – но я всегда был беспечен с деньгами! Рекомендую держаться мистера Труэкса – мне никогда не встречался настолько перспективный молодой человек. И у него есть по меньшей мере триста пятьдесят долларов!

Я мог бы написать еще многое, но силы на исходе, и боюсь, что перо дрогнет. А я, никогда в жизни не выказывавший слабости, слишком уж тщеславен, чтобы покинуть ласковую земную юдоль, оставив прощальное письмо в ненадлежащем виде.

С нежной любовью,

твой дядя Борис.

Зеркала смеются

Свет луны лежал белым пятном у окна на полу комнаты, в которой очнулся Норман Бачер. Графин на прикроватном столике был пуст: всю ночь не шел сон и мучила жажда. Нашарив ногами тапки, Норман встал. В глаза бросилось отражение в зеркале над комодом.

Растрепанные волосы, лицо бледнее, чем обычно… В тусклом свете образ так походил на Эрика, что не мог не напугать. Норман провел рукой по лбу и облегченно выдохнул. Темное пятно выше бровей оказалось выбившейся прядью волос.

Норман разглядывал свое лицо в зеркале, пока сердце не успокоилось. Потом сходил за водой и вернулся в постель. Но заснуть не мог.

Он знал, что останки брата не найдут, не будут искать. Знал, что в убийстве его не заподозрят. Эрик Бачер пропал одновременно с пятнадцатью тысячами долларов. Беспечный транжира из-за своей страсти к азартным играм не вылезал из долгов, и в банк его несколько месяцев назад приняли только благодаря убедительным просьбам брата. В Брэдтоне хватало тех, кому Эрик нравился больше, чем Норман, но даже самые преданные друзья Эрика нисколько не винили Нормана в исчезновении брата и денег. Бережливый, трудолюбивый Норман заработал репутацию за тридцать лет трезвой и скучной жизни и за двенадцать лет добросовестной работы в банке.

Так что едва ли беда может прийти извне.

Изнутри? Он принял меры и против этого.

Норман досконально знал все свои слабости и при планировании преступления учел каждую из них. Бессонные ночи, приступы трусости, даже внезапное раскаяние, способное нахлынуть от одних лишь мыслей о том, что значат для него украденные тысячи… Нет, они не будут потрачены на глупости, эти доллары, а станут основой богатства и власти, о которых он мечтал.

Норман исчислил, взвесил и отмерил все до того, как приступил к делу. Но кое-чего он не предвидел.

Бачеров никогда не путали друг с другом. Ошибки исключались даже при шапочном знакомстве. У Нормана было бледное строгое лицо, сжатый молчаливый рот и решительный взгляд убежденного карьериста. На подвижном лице Эрика играли краски, а рот, охочий до слов и смеха, почти не закрывался. И все же черты братьев – скажем, когда сон отнимал у лиц дневные выражения – были очень похожи. Разница заключалась в том своеобразии, с каким сокращались мышцы у этих близнецов. В безвольном состоянии лица не отличались ничем, кроме цвета. У Эрика были розоватая кожа и красный рот.

Но перед выстрелом и сразу после него лицо Эрика, искаженное и побледневшее – сначала от испуга, потом, видимо, от резкой боли, – выглядело маской, которая больше подошла бы брату. Норман сейчас как будто смотрел в собственное лицо, умирающее вместе с телом Эрика. Он не мог забыть свои черты, обезображенные не чуждым ему страхом смерти, и красное пятнышко на лбу – место, где кусочек металла вошел в мозг Эрика. Застрелен Эрик, умер Эрик, но кровь из раны заливает лицо Нормана.

За сутки Норман дважды видел лицо умирающего брата: днем – в магазинной витрине на Бродвее, а теперь в зеркале над комодом, причем уже до жути реальное из-за мнимого пятна на лбу. Надежда уверяла, что он принимает собственное отражение за мертвого Эрика лишь из-за проделок измученного подсознания, что кошмарное впечатление рассеется, стоит нервам прийти в порядок. Страх же твердил, что туго натянутые нервы уничтожат такими фокусами и себя, и своего обладателя, что с каждым повтором иллюзии будет нарастать напряжение, а чем сильнее напряжение, тем чаще и реальнее иллюзии – вплоть до неизбежной катастрофы.

Без разницы, надежда права или страх, Норман Бачер знал, что от опасности не укрыться. И тут у него возникла мысль, что призраки догоняют быстрее, когда убегаешь от них.

Он покинул кровать и сел в лунном свете перед комодом, глядя в наклонное зеркало. Чтобы не допустить катастрофы, от иллюзии следует избавиться. Норман досконально знал все свои слабости.

Вскоре он уснул, откинув голову на спинку стула. Зеркало отражало его собственное лицо. Проснувшись с затекшей шеей, он вернулся в постель.

На следующий день ему дважды встретилось лицо Эрика: в окне банка и на автомате по продаже жевательной резинки на