— Накануне праздника. Он собирался на демонстрацию с заводом. Был в приподнятом состоянии духа. Сказал, что после демонстрации, наверно, будут гости, и попросил прийти второго числа прибраться.

— Он не уточнял, какие именно гости?

— Это не моего ума дело.

— Гости действительно приходили?

— Трудно сказать. Посуды грязной было немного. Николай никогда не мыл посуду, всегда дожидался меня, поэтому она скапливалась и без гостей. В баре стояла на две трети выпитая бутылка армянского коньяка, но он любил пить в одиночку.

— Погодите-ка! — перебил я Зинаиду Кондратьевну. — А как же экспертиза? В милиции должны были установить насчет гостей. Хотя бы по той же грязной посуде.

— Так ведь посуду я вымыла! — с отчаяньем в голосе призналась она.

— Как?

— Я ведь думала, что в квартире никого нет! Николай Сергеевич всегда старался куда-нибудь уйти на время уборки. Я, ничего не подозревая, сразу прошла на кухню и принялась мыть посуду. Я всегда так делала, начинала с грязной посуды. Потом принялась за столовую. Вытерла пыль, пропылесосила ковер. И только когда открыла дверь кабинета… Это ужасно! Я целый час провела в квартире с трупом!

— В милиции вы об этом говорили?

— Я боялась навлечь на себя подозрения. Получается, что стерла все отпечатки пальцев.

«Странная ситуация, — подумал я в тот момент, — и Лиза, наверняка, об этом ничего не знает. Она сказала, когда мы сидели в ресторане: «И в пепельнице еще тлела сигарета, когда домработница обнаружила труп». Лиза Кляйн старается избегать красивых оборотов. Значит, недотлевшую сигарету выдумала домработница? Вот эта чинная, с претензией на порядочность, пожилая дама? Она утаила от следствия и от дочери инженера целый час времени и все из-за боязни быть заподозренной в соучастии? А может быть… Может быть!..» Я попридержал до поры до времени разыгравшуюся фантазию, потому что вспомнил еще об одной детали.

— Если вы решили, что Широкова дома нет, значит, дверь была заперта, а не прикрыта и не захлопнута. Заперта на оба замка?

Зинаида Кондратьевна не спешила с ответом, она только часто дышала, не скрывая волнения.

— У кого еще могли быть ключи от квартиры?

— У Лизочки…

— А у Ведомского?

— Ну, что вы! Николай в последнее время с ним был на ножах. Да и в прежние времена ему ключей не доверяли. Маша вообще с трудом выносила этого человека. Уж она бы никогда с ним не породнилась!

Я подумал, что дядя Макс вполне мог сделать дубликаты ключей, ведь Лиза тогда жила в его доме. И все-таки этот мирный садовод-любитель не вязался у меня с образом убийцы, хоть он и гордился танками на будапештском мосту в пятьдесят шестом.

— А в котором часу вы пришли убирать квартиру? — спросил я напоследок.

— Я всегда приходила в полдень. Многолетняя привычка.

— Ив праздники тоже?

— Праздник, не праздник — для меня все едино.

— Кто первым обнаружил пропажу коллекции?

— Лизочка, конечно. Меня их семейные реликвии мало интересовали.

В тесной прихожей пахло нафталином. Бывшая домработница Широковых, наверное, мечтала, чтобы я поскорее убрался. Ведь последней фразой она выдала себя с головой. Теперь у меня не было никаких сомнений в том, что Зинаида Кондратьевна презирает и ненавидит своих бывших хозяев.

— Какие такие гости первого мая? — возмущалась Александра, когда мы с ней встретились через полчаса в ботаническом саду. — Коля терпеть не мог советских праздников! И уж точно никогда их не справлял. Тетка, видать, совсем из ума выжила!

— Почему тебя так взволновали эти гости? — удивился я. — Ведь Широкова убили утром второго числа. Или ты думаешь…

Догадка, осенившая меня в этот миг, была настолько очевидна и чудовищна, что я даже опешил от собственной прозорливости. А исказившееся Шуркино лицо только подтверждало мою догадку. Впрочем, от прежней Шурки не осталось и следа. На меня смотрели чужие, слегка прищуренные глаза. И в них было больше холодной ярости, чем проникновенной нежности по отношению к старому другу. И все же я сказал то, что хотел сказать.

— Ты осталась у него на ночь. Ты провела с ним вместе последнюю ночь. Ты была последней, кто видел его живым.

Шуркины губы задрожали. Она закрыла глаза. Из-под ресниц одна за другой выкатывались слезы и бороздили впалые щеки некогда цветущей красавицы-бригадирши.

Я предложил ей носовой платок, но она предпочла пудреницу.

— Ты ведь понимаешь, что это не я! — Она пудрила лицо и шмыгала носом. — Я ведь не способна на такое! И Колю я любила… За что мне его убивать?

— Во сколько ты от него ушла?

— В десять.

— Чего так рано?

— Дочка. Она была дома совсем одна. Всю ночь из-за нее как на иголках, но Коля не желал меня отпускать.

— А твой муж? Где он был в это время?

— На заводской турбазе, со своим цехом. Они уехали сразу после демонстрации и на все праздничные дни…

Потом Александра поведала мне, как дочка просилась с отцом на турбазу, но он не захотел ее брать, потому что преследовал иные цели. И все три дня был в стельку пьян. Не обошлось без милиции. Степан выбил стекла в директорском коттедже и ругался нецензурно. Посадили голубчика на пятнадцать суток.

Не знаю, зачем она мне все это рассказывала. Прорвало, что ли, на нервной почве? В конце концов пришлось прервать эту весьма поучительную историю.

— Кто, кроме тебя, был в гостях у Широкова первого мая?

— Наши старые знакомые, — не без ехидства усмехнулась Шурка.

— Неужели Ведомский?

— Со своей подружкой, — подтвердила она.

— А как же натянутые отношения?

— Для того и встретились, чтобы помириться и расставить точки над «i».

— Помирились?

— Я в их дела не лезла! — махнула она рукой. — Мужчины закрылись в кабинете и проболтали там не меньше часа, а мы с Рисочкой развлекались как могли.

— Например?

— Смотрели телек, наслаждаясь Ансамблем песни и пляски Советской Армии, и перекидывались фразами типа: «Обещают, что лето будет жарким» или «Вы не собираетесь нынче на юг?». Короче, обыкновенная светская беседа. А что ты, собственно, хотел?

— Она впервые была в доме Широкова?

— Разумеется. После того памятного уик-энда на даче, отношения с Максом резко ухудшились.

— Значит, Рисочка впервые увидела коллекцию? И это произошло накануне гибели инженера?

Я рассуждал вслух, потому что целиком и полностью доверял этой женщине, несмотря на то что в день убийства, за два часа до убийства, она находилась в квартире жертвы. Но как я мог ей не доверять? Ведь я прекрасно знал Александру Вавилову, знал и до и после смерти Широкова. Я работал с ней бок