слышать ничего не желал о нашей помолвке и увез меня во Фриско. Но Фрэнк не сдался. Он поехал вслед за мной, и мы виделись украдкой – папа ни о чем и не подозревал. Если бы прознал, то наверняка бы взбесился, а потому мы все сами решили между собой. Фрэнк сказал, что уедет и тоже нагребет кучу деньжищ – и явится за мной только тогда, когда его состояние сравняется с папиным. А я дала Фрэнку обещание ждать его хоть до скончания века и поклялась не выходить замуж за другого, пока он жив. «Тогда почему бы нам не обвенчаться прямо сейчас? – спросил Фрэнк. – Я буду уверен, что ты моя, но стану твоим мужем, только когда вернусь». Мы с Фрэнком на этом и поладили, а уж он устроил все как нельзя лучше. Священника долго искать не пришлось: он прямо на месте нас и обвенчал. Фрэнк уехал искать счастья, а я вернулась к папе.
Вскоре до меня дошла весть, что Фрэнк в Монтане. Потом он перебрался на поиски золота в Аризону, а дальше оказался в Нью-Мексико. И вот в газете появилась длинная статья о том, что на лагерь изыскателей напали индейцы-апачи, и в списке убитых значилось имя моего Фрэнка. Я рухнула как подкошенная без памяти – и долго-долго была сама не своя. Папа решил, что я занедужила, и без конца таскал меня по всем городским врачам. Больше года о Фрэнке ничего не было слышно, и я уверилась, что его нет в живых. Дальше – во Фриско приехал лорд Сент-Саймон, потом мы с папой отправились в Лондон. Назначили свадьбу, и папа был очень доволен, но я все время чувствовала, что никто на свете не сможет занять у меня в сердце место, отданное моему несчастному Фрэнку.
Выйди я замуж за лорда Сент-Саймона, я, конечно же, свято соблюдала бы супружеский долг. Любовь нашей воле неподвластна, но мы способны управлять своими поступками. Я шла к алтарю с Робертом, твердо намереваясь быть ему верной и, насколько возможно, хорошей женой. Но только представьте себе, что я почувствовала, когда подошла к ограждению алтаря, оглянулась и вдруг увидела Фрэнка – он стоял у передней скамьи и смотрел прямо на меня. Сначала я подумала, что это призрак. Оглянулась еще раз. Фрэнк стоял на прежнем месте, и в глазах его словно бы читался вопрос: рада я его видеть или же нет? Диву даюсь, как это я в обморок не упала. Все вокруг кружилось, точно в карусели, а слова священника были словно жужжание пчелы. Я не знала, что мне делать. Прервать обряд венчания и устроить в церкви скандал? Я снова взглянула на Фрэнка: он, видимо, угадал мои мысли – и приложил палец к губам, советуя молчать. Потом я заметила, как он царапает карандашом на клочке бумаги, и поняла, что эта записка для меня. На обратном пути, проходя мимо скамьи Фрэнка, я уронила букет, а он, возвращая цветы, незаметно сунул записку мне в руку. В ней была всего одна короткая строчка – просьба присоединиться к нему, как только он подаст знак. Конечно же, я ни секунды не сомневалась, что мой настоящий супруг – Фрэнк, а потому решила поступить так, как он скажет.
Дома я обо всем рассказала моей служанке – она знала Фрэнка по Калифорнии и всегда была на его стороне. Я велела ей держать язык за зубами, но кое-что упаковать и подготовить мне дорожную одежду. Понимаю, что следовало поговорить с лордом Сент-Саймоном, но это было ужас как непросто, когда рядом его мать и все эти важные шишки. Я решила сбежать, а объясниться с ним уже потом. Мы просидели за столом минут десять, и тут, глянув в окно, на другой стороне улицы я увидела Фрэнка. Он поманил меня и зашагал к Гайд-парку. Я выскользнула из столовой, накинула на себя ольстер и бросилась за ним. На улице меня остановила какая-то женщина и начала плести путаную историю про лорда Сент-Саймона. Я слушала ее краем уха и уловила только, что и у него до свадьбы была какая-то тайная история. Мне удалось от этой женщины отделаться, и вскоре я нагнала Фрэнка. Мы вместе сели в кэб и поехали на Гордон-Сквер, где он снял квартиру. Вот это и была моя настоящая свадьба после стольких лет ожидания. Фрэнк, как оказалось, попал в плен к апачам, бежал, явился во Фриско и узнал, что я, считая его погибшим, уехала в Англию. Он поспешил за мной в Лондон и наконец-то разыскал меня как раз в то утро, когда мне предстояло вторично венчаться.
– Прочитал об этом в газетах, – пояснил американец. – Кроме названия церкви, ничего не было указано, даже адрес невесты.
– Дальше мы стали обсуждать, что же нам делать. Фрэнк стоял за полную откровенность, но мной овладел такой стыд, что хотелось исчезнуть и никого из этих людей больше никогда в глаза не видеть – черкнуть только, может, папе: мол, жива я и благополучна. Ужас охватывал меня при мысли, что все эти лорды и леди дожидаются за праздничным столом моего возвращения. Тогда Фрэнк связал в узел мое подвенечное платье с прочими вещами, чтобы меня не выследили, и бросил там, где их не найдут. Завтра мы уехали бы в Париж, если бы сегодня вечером к нам не пришел этот чудный джентльмен – мистер Холмс, хотя как он нас разыскал, ума не приложу. Он внушил нам – мягко, но ясно и понятно, – что я не права, а Фрэнк говорит дело, и мы наживем себе большие неприятности, если продолжим скрываться. Потом он предложил поговорить с лордом Сент-Саймоном без свидетелей, и мы тотчас, ни минуты не медля, кинулись сюда. Итак, Роберт, теперь вам известно все. Страшно сожалею, если причинила вам боль, но надеюсь, вы не считаете меня такой уж злодейкой.
Лорд Сент-Саймон выслушал это длинное повествование, сохраняя прежний непреклонно-суровый вид. Брови его были сдвинуты, губы сжаты.
– Прошу прощения, – произнес он, – но не в моих правилах обсуждать на публике столь интимные дела.
– Так вы не хотите меня простить? Не хотите на прощание пожать мне руку?
– Почему бы нет, если это доставит вам удовольствие?
Лорд Сент-Саймон холодно пожал руку, протянутую миссис Моултон.
– Я надеялся, – заговорил Холмс, – что вы разделите с нами дружеский ужин.
– Полагаю, вы требуете от меня слишком многого, – отозвался лорд. – Мне ничего не
