Сразу после допроса китайского контрабандиста у Назарова состоялся телефонный разговор с полковником Шпагиным. Николай Иванович изложил открывшиеся факты и поделился своими соображениями. По его мнению, опергруппе «Улахэ» следовало отыскать тропу, на которой разбит тренировочный лагерь диверсантов, тайно нарушить границу, вторгнувшись на территорию Маньчжоу-Го, и уничтожить лагерь до того, как они предпримут какие-то действия.

— План эффективный. Убежден, что превентивный удар — это лучший способ обезопасить жизнь генерал-полковника Пуркаева, — медленно произнес Василий Петрович, в голосе которого, однако, звучали нотки сомнения. — Вот только эффективность не всегда равнозначна разумности. У вас слишком мало информации на руках, поэтому успех миссии не гарантирован. Сколько людей в лагере — точное число известно? Есть ли у них подкрепление, прикрытие — известно? Как лагерь связан с Лишучженем, осуществляется ли оттуда регулярный подвоз ресурсов — известно? Нет, нет и нет.

Скрепя сердце капитан соглашался с правотой осторожного Шпагина. Опасно, если не сказать опрометчиво, пересекать границу по тропе, которая известна японцам и используется ими для подготовки к выброске агентуры на советскую территорию. В плане внезапной предупреждающей атаки, родившемся в голове Назарова, имелось нечто авантюрное. Не говоря уже о том, что раскрытие вылазки японскими спецслужбами означает дестабилизацию международной обстановки. Странно, что полковник об этом не обмолвился… Хотя нет, вот он и припомнил Бериевскую директиву:

— Вдобавок ты же слово в слово помнишь распоряжение сверху. С самого верху, от Лаврентия Павловича! Нам даже стрелять в них нельзя, а если уж приходится, то только так, чтобы пули не попадали в маньчжурский берег. Неужели ты сумеешь провести ликвидацию лагеря так чисто, чтобы создать видимость, будто диверсанты убиты не у себя дома, а после проникновения на нашу территорию? То-то и оно, что не сумеешь. В итоге имеем нарушение пакта о нейтралитете, вооруженное нападение на «мирное» государство и ответный удар Японии. Причем в тот неудачный момент, когда мы готовимся к переговорам с союзниками об открытии второго фронта.

До Назарова доходила информация, что в текущем году должна состояться конференция глав союзнических держав по решению одного из ключевых вопросов нашей внешней политики — вопроса о высадке американцев и англичан в Европе. Подробностей, разумеется, никаких не сообщалось, кроме той, что Верховный лично увидится с Черчиллем и Рузвельтом. Если англичане и американцы сочтут положение Советского Союза проигрышным, то переговоры сорвутся не начавшись, а в случае войны с Японией никак иначе как проигрышное положение нашей страны охарактеризовать будет нельзя.

Назаров втихомолку корил себя за поспешность.

— Кроме того, как ни важна для нас безопасность командующего фронтом, живыми японские агенты принесут больше пользы, поскольку смогут рассказать о Лишучжене, — продолжал полковник. — Больше всего меня смущает наличие укреплений на середине пути между тренировочным лагерем и тем городком. Этот опорный пункт является серьезным огневым прикрытием для диверсантов. Полагаю, на случай атаки у них есть план отступления на защищенные позиции… Как, ты сказал, называется та гора?

— Нань-шань, — ответил Назаров.

— Готовь отчет, эти сведения понадобятся разведке. Гору необходимо изучить и нанести на карту. Заодно поднимем материалы по Лишучженю. Скажу лишь, что в нашем списке «токуму кикан» этот населенный пункт отсутствует.

«Токуму кикан», особые органы — главный противник СМЕРШа.

Может показаться странным, но наибольшую активность в деле шпионажа проявляла маньчжурская полиция. При полицейском управлении в каждой провинции и каждом уезде действовали так называемые особые отделы. Особые отделы функционировали и в составе погранично-полицейских отрядов. Кроме того, к делу была подключена жандармерия. Вся эта братия денно и нощно вербовала китайцев или малые народы Маньчжурии для переброски на советскую территорию. Семь из десяти китайских лазутчиков были завербованы полицаями.

Восьмой был солдатом, подготовленным для разведки в войсковых частях Квантунской армии. Кто вербовал оставшихся двух агентов?

Оставшиеся два получали отличную подготовку, потому что их вербовкой и обучением ведал Второй отдел Императорской армии, а точнее, его резидентура на территории Маньчжоу-Го, официально называвшаяся особыми органами — «токуму кикан», хотя более широкое употребление получило другое их название — японские военные миссии, сокращенно ЯВМ.

Можно было подумать, будто главную роль в шпионаже против СССР играла маньчжурская полиция, но это не так. Количество не означает качество. Она по указке японцев массово засылала случайных, неподготовленных, кое-как проинструктированных людей. Одним словом, кого полицаи сцапают на улице, того и забрасывают. Некоторые из горе-«шпионов» добровольно сдавались пограничникам, едва ступив на советскую землю. Строго говоря, полицейские по-настоящему не пытались наладить сбор информации, их истинная цель состояла в том, чтобы перегрузить СМЕРШ, утопить нас людским потоком, который ежегодно насчитывал сотни человек и в котором архисложно выловить профессионального агента, тем более такого, как Тигр.

Настоящая разведывательная и диверсионная работа велась военными миссиями, точного числа которых в СМЕРШе не знали. Здесь готовили «птиц высокого полета», мастеров шпионажа — китайцев и русских по национальности. За прошлый год удалось выявить деятельность восьми «токуму кикан», но никто не сомневался, что где-то найдутся и другие. Известно лишь было, что ими управляют из штаба Квантунской армии, что в городе Синьцзин, но не напрямую, а через Главное информационно-разведывательное управление в Харбине. В бумагах СМЕРШа оно обычно проходило под названием Харбинского органа специальной службы, или Харбинской ЯВМ. Лишучжень мог пополнить список.

— Что вы предлагаете по поводу тропы? — спросил Назаров.

— Найти ее и контролировать ее выход к берегу реки, чтобы захватить разведгруппу при попытке переправы. Это самое простое и резонное решение при сложившихся обстоятельствах. Полагаться только на слова «ходи» нельзя, заручись помощью Остапенко.

Полковник где-то подцепил старинное прозвище китайцев «ходя», бытовавшее на Дальнем Востоке лет тридцать-сорок назад, а в советское время постепенно выходившее из употребления.

— Так точно. Уже говорил с ним. Он обещал помочь, в том числе выделить толкового человека, горняка, который хорошо знает тропы хитников.

— Каких хищников? — не расслышал Шпагин на другом конце телефонного провода.

— Хитников, старателей, — пояснил Назаров. — Человека зовут Кучеренко. Лицо проверенное, надежное. Говорят, глазастый, много заброшенных рудников стране вернул.

— Отлично, если так. Нам его помощь понадобится. И больше не отрывай от работы моих сотрудников! — строго наказал Шпагин в конце разговора.

— Сбор информации Мелентьевым был согласован… — начал объяснять Назаров, но его прервали.

— Я про Бояркину! — выкрикнул полковник, теряя терпение. — Обходитесь своими силами на допросе китайца и любых других допросах.

— Переводчик нам не нужен, — бодро ответил Николай Иванович, — так как Остапенко нашел хорошего