Скорбь его стареющей жены ничто в сравнении с тем необъятным горем, испытываемым нашей страной, когда испепеляются деревни, превращаются в руины города. «Лао-по» дождется возвращения мужа. Тысячи наших женщин не дождутся никогда, лишь самые везучие из них умоются слезами над похоронками, а будут и те, кто никогда не узнает участи любимого, пропавшего без вести. Или же в некоторых семьях произойдет прямо наоборот: мужья-солдаты, отпраздновав победу, запоздало узнают, что им не к кому возвращаться, потому что война, пощадив бойца, отняла у него самое ценное — жизни жены и ребенка.

Николай Иванович закрыл глаза и перенесся мыслями далеко, в светлый день мирной жизни. Вот он, Назаров, у себя дома, застегивает дышащую жаром, только что отутюженную гимнастерку. Маришка подходит, отстраняет его руки. «Сейчас какую-нибудь пуговицу пропустишь», — укоряет она и принимается ласково разглаживать ладонями горячую ткань, следом поправляет воротник, проверяет, все ли пуговицы застегнуты. Казалось бы, пустяковая забота, но столь необходимая и желанная. Назаров обожает, когда жена помогает ему собираться по утрам. Он кладет руки ей на талию, словно приглашает на танец. «Коля, не мешай!» — Маришка хмурит брови, пытается говорить сердито, а на лице улыбка…

Назаров стряхнул с себя наваждение. Не время грезить, пора возвращаться к работе. Долг чекиста — служить так, чтобы наши солдаты возвращались домой.

Глава 6

Из обзора 1-го Управления ГУПВ НКВД СССР от 19 апреля 1944 г.

Действовавшие в 1942 г. отделения органов специальной службы в г. Хума, Уюнь, Суйбин, Лишучжень и Ханьдаохецзы в 1943 году активности не проявляли. Данных об упразднении этих отделений не имеется, однако их агентура на нашей территории не задерживалась.

Начальник 2-го отдела 1-го Управления ГУПВ НКВД СССР полковник И. С. Курганов

1

На Сихотэ-Алине почти не бывает плавных переходов от долины к горам, всякое равнинное место внезапно упирается в каменистый склон, который хорошо отличим на глаз от окружающей местности. Таким был и склон горы Тундимаони, похожей на великанский стол, примыкавший к отрогам Коенини в междуречье Бикина и Хора. Склон довольно-таки крутой, а у подножия горы зияло отверстие старой штольни. Кучеренко знал, что заброшенная штольня неглубока, метров сорок, не более того. Но ее штреки, то есть боковые ответвления, пересекаясь между собой дополнительными переходами, образовывали — нет, не галерею даже, а запутанный лабиринт, в котором свободно ориентироваться по плечу было лишь бывалому горняку, находившему нужный путь по меткам и наклону слоев.

Штольню полвека тому назад выкопали русские хитники, чтобы вырабатывать рыхлый слой, зажатый сверху и снизу плотным конгломератом. По нескольку раз за день спускался грязный, перемазанный в земле человек с тусклым, коптящим факелом в нутро горы, чтобы подняться наружу с увесистым кожаным мешком, плотно набитым песком. Песок ссыпался в бочки, а затем, когда накопится необходимое количество, в этих бочках отвозился к ближайшему ручью, на берегу которого без спешки, небольшими порциями ссыпался на вашгерд — неглубокий лоток, предназначенный для промывки грунта. Слой рухляка являлся богатой золотоносной россыпью.

Бывший старатель, а ныне маркшейдер [3] треста «Союззолото» Андрей Петрович Кучеренко не боялся заблудиться в подземельях и не раз и не два спускался в штольню и успешно находил выход наружу, вынося с собой немного песка. Уже грубая промывка показала наличие в шлихах[4] блестящих крупиц. Следовательно, золотоносный слой во многих штреках не выработан. Почему же угас промысел? И когда это произошло? Скорее всего, хитники ушли из этих мест в неспокойное время Гражданской войны, теснимые бандами хунхузов, войсками белых или Красной Армией. Нельзя исключать, что многие погибли, потому что хитник порой любил покрасоваться своим богатством, броско одевался в дорогие вещи, сорил деньгами в кабаках, то есть привлекал к себе внимание лихих людей.

— Хитники иначе не могли, ты же понимаешь, — упоенно рассказывал Кучеренко своему попутчику, поглаживая бороду ладонью и оглашая тайгу густым басом. — Их брату нужно было показать, что они люди фартовые, что золотишко им в руки само идет. Об осторожности забывали. Ведь фарт в нашем ремесле — самое важное, да ты и сам знаешь, Николаич. Как не похвастаться?

Кучеренко в поездке на рудник сопровождал ленинградский геолог Игорь Николаевич Селиванов, уже много лет проживавший в Приморье, а если говорить точнее, то здесь, на реке Бикин. Примерно в пятидесяти километрах от штольни, на берегу, одиноко стоял домик, похожий на избушку лесника и прозывавшийся среди местных Селивановским зимовьем. Домик служил ночлегом, кабинетом, библиотекой и — главное! — шлихо-минералогической лабораторией, где постоялец дотошно проверял под микроскопом собранные в разных местах Сихотэ-Алиня образцы пород и минералов.

Игорь Селиванов критически разглядывал конгломерат из мелкой гальки и гравия. Намертво сцементированные обломки кварца, яшмы и роговика вперемешку с чешуйками слюд. Опыт подсказывал, что где-то здесь должна проходить золотая жила, которую грунтовые воды и перепады температуры частично раскрошили, отчего и появилась россыпь, отложившаяся в подземных пустотах. Что ж, Кучеренко не преувеличивал. Люди стояли у подножия в полном смысле слова «золотой горы», в глубине которой залегало несметное сокровище, пока что недостижимое, жалкие крохи которого, вымытые матерью-природой из твердого камня и смешанные с песком, добывались здесь несколько лет подряд, чтобы быть потраченными на шкалик беленькой да цепочку к карманным часам Рейнина [5].

Осмотр штольни завершен, двое решили устроить привал. Неугомонный маркшейдер в красках расписывал несметные богатства штольни, наводил суету.

— Поставим тепляк и большое производство организуем. Будет бутара, грохот, отсадочная машина. Эфеля обогащать начнем, — воспарил он в мечтах, растянув рот до ушей, как мальчишка, грезящий о профессии летчика.

— Коней напоить забыл, мечтатель, — с легким ворчанием пристыдил Кучеренко Селиванов, разводя костер.

Он не мог сердиться на попутчика, потому что мечты Кучеренко были правильные и в известном смысле практические, не пустое прожектерство. Хитники плохо промывали шлихи, иначе говоря, на горняцком языке, эфеля. Хитнику главное было сливки снять, то есть побыстрее намыть золотишка, не заботясь о том, сколько попадет в отвалы. Добыча, организованная по-хозяйски, о чем грезил Кучеренко, предполагала несколько стадий промывки песков: сначала в бункере-тепляке, как называлась большая изба с наклонным полом, затем во вращающейся бочке-бутаре, после — на вибрирующих ситах, которые назывались грохотом. На заключительном этапе порода подавалась в отсадочные машины, где и завершалось обогащение золотоносных песков, после чего терялись лишь