Распиздяя весь день копали траншеи на краю деревни и видимо очень устали – солнышко в тот день светило совсем не по-весеннему, а может просто хотелось жить и не думать о том, что вокруг война.

Но думать было надо – наш разведчик сопровождал троицу уже почти полчаса. Легкая птичка с чудным именем Zala (позывной Дед – уже больше 100 вылетов) иногда отвлекалась, чтобы осмотреть окрестности, заглянуть немного вправо, немного влево, и еще куда-то за горизонт, а затем каждый раз снова и снова возвращалась к трём хлопцам, что бодро шагали по улице, состоящей из полуразрушенных домов и сложенных сараев.

–

Не, ну, и мразь же ты, – Тотем отвлекся на секунду от управления Дедом, затянулся и, выпустив клубы сладковатого дыма, в очередной раз с укором бросил мне, – мразь, короче.

Я не спеша переносил на планшет свежие координаты ЛБС, сверяясь с информацией из ЧК. Линия уверенно двигалась на Запад, что очень радовало. Услышав про “мразь” – поднял глаза и улыбнулся. После вчерашнего вылета среди нас появилась новый повод для шуток.

–

Ну, как так-то? – продолжал Тотемушка. – Ты же наш, русский человек! Ты, что – вообще животных не любишь?

–

Животных – люблю, стреляю – хорошо, кормят – хорошо, слава ВДВ, – отшутился я.

Отшутился, но не отбился. Оператор снова отвлекся от монитора, где троица уже превратилась в славную пятерку, и уверенно шла куда-то в сторону леса.

–

Ты же видел, там собакен бежал, живодер!

Вчера работали по окраинам Часового Яра.

Улица состояла из двухэтажек, у нас дома их называли “шестнадцатиквартирками” два подъезда, по четыре квартиры на этаже. В детстве мы жили на втором, а мои друзья – на первом. Мы бегали друг к другу в гости, двери в подъезд никогда не закрывались, а перед каждой входной дверью лежал коврик, на котором стояла вся уличная обувь. Возле входа в подъезд на улице висел большой почтовый ящик сразу на весь подъезд, и на новый год на нем всегда стояли противни с пельменями – первая квартира использовала его в качестве холодильника.

Вот вчера вокруг таких “хохотажек” нарыли стоящую под деревьями технику врага. Большая часть её располагалась внутри двора, примыкая к стене, что делало невозможным работу с нашей стороны – снаряд должен был пройти через весь дом, чтобы достичь командных автомобилей.

Но накануне одно из орудий перекатили, и его местоположение позволяло теперь отработать примерно половину техники, чем мы и занялись. Очень скоро герр командиры остались без своих боевых коней – что-то было разбито прямым попаданием, что-то посечено осколками, а на одну из машин положили часть стены жилого дома.

Но прямо под большим деревом, между домом и магазинчиком из красного кирпича (так мы решили, что это постройка – магазин) стояло что-то похожее на моталыгу. Все летевшие снаряды падали куда угодно, но только не туда куда было нужно. Я начинал психовать и выражаться. И тут откуда-то на улицу выскочила черная дворняжка, заметалась между домом и магазинчиком, а потом как-то шустро юркнула под МТЛБ.

–

Стоп стрельба, стоп стрельба, – то ли в шутку, то ли всерьез завопил Тотем. – Стоп, смотри, там Шарик!

И следующий снаряд накрыл цель. Стало тихо, даже беспилотник похоже завис где-то в вышине, а мне ничего не пришло лучше на ум, чем с умным видом сказать:

–

Шарика – жалко. Погиб, как герой.

И вот уже второй день Тотем считает меня живодером. О нелегкой и страшной кончине дворняжки сообщалось всем, кто приходил к нам в гости. У меня даже было подозрение, что в перерыве между вылетами был организован просмотр видеофиксации – судьба черного Шарика волновала его больше, чем любая другая уничтоженная цель.

–

Тотем, тебе не надоело?

–

А ты подождать не мог, видел же, что он под машину ушел!

–

Ну, то есть, бабку, которая в магазин спряталась, тебе не жалко, а за животину переживаешь! – сразу после первого выстрела из подъезда выскочила старуха и резво забежала в красный магазинчик, там видимо был подвал.

–

Бабка что, она умная, она выжила, а Шарика ты – задвухсотил, – Тотем накидывал мне и, кажется, останавливаться не собирался. У тебя, что – никогда собаки не было?

–

Я больше кошек люблю. У меня дома сейчас Изольда живет, породистая – я как её родословную увидел, теперь к ней только на Вы и с улыбочкой. Так и говорю ей каждое утро: а что это Вы, Изольда Оксюмороновна, так много сегодня навалили?

Тотем засмеялся:

–

Не, у меня попроще котяра дома живет – Кабачок зовут. Каба-чок, – повторил он немного протяжно, было видно, что так его обычно звал, когда дома находился.

-

У меня тоже перед Изольдой простой скотин был. Так и звал его – Беляш, потому что белый весь.

Тотем смеётся, я заканчиваю наносить ЛБС, и мы снова следим за противником. Пройдена почти вся деревня – иногда из домов выходят такие же распиздяи, иногда наоборот – кто-то отрывается от общей компании и остается в полуразрушенных домиках. Я не успеваю наносить всё новые и новые ПВД – похоже, что в деревню нагнали народу до черта. Тотем помогает, подсказывает в каких домах обнаружен противник.

Сразу за околицей начинается лес, и в нем что-то прячется. Практически ежедневно приходит информация, что откуда-то оттуда фиксируются выходы. Иногда, по ночам в нем мелькают белые точки людей, иногда прямоугольники машин и бронетехники.

Но всё это как-то невнятно и непонятно, нужна конкретика, чтобы спокойно отработать цели – в компании начинает ощущаться снарядный голод, а здесь явно попахивало осадками в виде Градов.

Поэтому и ведем работяжек, сиречь – Павликов Морозовых, в надежде, что они нам расскажут чуть больше про своё скрытое жилище.

–

Понятно, зачем ты сюда пошел, – Тотем откинулся на стул и затянулся в очередной раз, – ты же животных не любишь. О, мистер Джингл, доброго ранку!

Над полкой рядом с монитором появилась хитрая мордочка мыша – он уже нас совсем не боялся, парни оставляли ему кусочки еды, старательно экспериментируя с размерами. Вот, например, сейчас мышонок пытался утащить с тарелки явно не по нему здоровый кусок печенья.

–

Ха-ха-ха, очень смешно, шутка за тысячу, – я поморщился. – А это чудовище вчера прямо возле меня с потолка упало.

–

А