Темный пол. Крупные черные зонты на вешалках, чем они отличались меж собой, было непонятно, но, наверное, Ротман знал. Несколько драповых пальто разной длины рядом, черное, серое, и коричневое. А чуть поодаль… просто стена с обоями в широкую бордовую полоску, на которой расположились десятки подвешенных, уже изрядно запыленных фоторамок.

Дипломы. Грамоты. Награды.

Нэд лениво осмотрел их все, затем коснулся одной, и поднес к лицу. Пыль. Тут правда давно не делали влажную уборку. Кажется, это… ах да. Мастер спорта по жиму лежа международного класса, точно. Он уже и забыл. Забыл, как неприлично он хорош. И каждая бумажка в рамке неизбежно это подтверждала. Букв было почти не разобрать, стекла отражали случайный свет из окна.

Ротман дома. Уже давно не был дома, успел соскучиться, но теперь мог, наконец, как следует отдохнуть. Он медленно прошел вперед, попутно снимая рабочий пиджак, затем неаккуратным движением скинул его на серо-бежевый клетчатый диван в коридоре. Рубашка больше не выглядела такой аккуратной и хрусткой, она пахла телом, а на сгибах локтей заметно примялась ткань. Ничто не может долго сохранять свою первоначальную форму, это противоречит концепции времени. Особенно такие хрупкие и обычные вещи. Сегодня эта рубашка отправится в корзину с грязным бельем, а к концу недели поедет в прачечную. Правда, Нэд с ухмылкой понимал, что уже конец недели. Впереди выходные, завтра надо бы встать пораньше. Отвезти ворох грязной одежды в чистку, и забрать уже готовую. Не то что бы мужчина не умел стирать сам, но вещи, которые были ему дороги, возил профессионалам. В барабан стиральной машинки всегда можно закинуть носки с трусами. По отдельности, конечно, трогать ногами свои гениталии Ротман брезговал даже заочно.

Во тьме вырисовывался силуэт винтовой лестницы на второй этаж. С кованными поручными в крупный бронзовый листик. Объективно шикарная, дорогая квартира на последнем этаже одной из элитных многоэтажек. Нэд бесцеремонно повесил галстук на поручень, медленно поднимаясь наверх. В рабочий кабинет.

Завораживающе смотреть на город сверху вниз. Мужчина, казалось, на всех смотрел сверху вниз, так что такая высокая квартира пришлась ему непременно по душе. Он купил её еще лет восемь назад, влез в огромный кредит, а потом довольно быстро его выплатил. Так или иначе, Ротман умел зарабатывать деньги. Но с удачей, как ему казалось, у него было всегда все намного ниже среднего.

Он устал, но ложиться спать совсем не хотелось. Все потому, что после этого придется просыпаться. Придется ехать в чертову прачечную. Или жать курьера, чтобы он туда съездил. А потом… ехать к Дереке. Улыбаться ей, ходить с ней по магазинам. У Нэда не было сил улыбаться. Он просто делал то, что должен, чтобы получить то, что хотел. Поэтому просыпаться не хотелось.

Привычные темно-зеленые обои кабинета теперь нагоняли какую-то тоску. Темный деревянный стол с монитором компьютера, бесконечные темные полки вдоль стен с какими-то папками, какие уже в пору выбросить, но Ротман, отчего-то, не выбрасывал. Куча старых идей, которые не выгорели. Которые подрывали веру в собственную исключительность так же, как подрывали землетрясения устойчивость зданий. Если бы Нэд был многоэтажным домом, он бы еще глухо монументально стоял среди всех прочих, но давно покрылся бы едва заметными трещинами. Они бы… неизбежно ползли по несущим стенам.

Он умело маскировал эти трещины дорогими костюмами. Люксовыми брендовыми рубашками, элитной кожаной обувью. Но все равно носил внутри себя черное понимание того, что у него ничего не вышло. У него, на самом деле, ни черта не выстрелило. Не получилось. Не срослось. Ни одна живая душа не предполагала, что в таком костюме мог прятаться самый настоящий неудачник. Просто менеджер верхнего звена.

Ты — ничто. Ты — просто клоун, а твои идеи никому не интересны. Твой потолок — работать на работодателя, и к тридцати годам у тебя нет ничего своего, слабак. Десятки твоих проектов — мусор, как и ты сам. Их никто не любит, кроме тебя. Давай, возьми одну из этих папок. Попробуй еще раз. И налажай еще раз.

Вот только твое эго тебе это не простит.

Есть ли неудачники похлеще тебя, Нэд? Давай. Покажи лучшее, на что ты способен. Убедись еще раз, насколько ты жалкий. Убеждайся в этом снова и снова, пока не рассыплешься в пыль. Пока от тебя не останется только блядский костюм, за которым ты трусливо спрятался.

Где-то в столе была древняя пачка сигарет. Мужчина медленно открыл один из ящиков и поднял одну бровь. Точно. Он уже даже забыл, что у него такое есть.

Ротман медленно потянулся вниз, доставая небольшой мелкокалиберный ствол. На секунду он подумал, что перед ним сейчас самый надежный антидепрессант. Не нужно будет ехать ни в какую прачечную. Не нужно будет идти ни к какой Дереке, и улыбаться ей. Провалов точно больше не будет. Нигде. Никогда.

Щелчок. Если бы револьвер был заряжен, Нэд бы прострелил себе сейчас ладонь, но, когда послышался спуск механизма, он ничего не почувствовал. Возможно, если бы щелчок послышался над ухом, эффект был бы точно такой же. Водянистое, бессменное, убийственное равнодушие.

Молодой человек медленно выдохнул, затем вернул оружие на место. Еще покопался в ящике, но сигареты так и не нашел. Вместо этого достал уйму бумажек, сложенных пополам, развернул и стал смотреть, что это за очередной мусор.

Резюме на должность секретарши. Несколько резюме, и с одного из них на Ротмана смотрели слишком знакомые грустные глаза.

— Что ты на меня так смотришь? — С печальной ироничной улыбкой спросил он, глядя ей в лицо. — Я тебя подвел, да?

— Да! — Вдруг ответил Нэд сам себе мерзким голосом, стараясь спародировать свою секретаршу. — Я тебя ненавижу! Тебя даже прикасаться противно, когда ж ты сдохнешь наконец!

— Я сам задаю себе этот вопрос. — Мужчина опустил глаза. — Неужели ты нисколько по мне не скучаешь?

— Нет! Ты меня не любил, урод, так что катись в ад!

— А если я скажу, что любил, ты будешь по мне скучать?

— Нет! Потому что я тебя тоже не любила, гандон конченный, и вообще, никакой любви нет, есть перепады гормонов! Мои гормоны уже в норме, а твои — нет, потому что ты неудачник, ха-ха!

— Раз так, то почему встречалась со мой? — Взгляд из иронично-печального становился пустым.

— Ой, как будто ты не знаешь! Ты покупал мне шмотки, давал мне денег, водил по местечкам