К слову, оба воздыхателя моих сестер уже сидели рядом с ними и шептали что-то не слишком приличное на ушко (иначе чего обе девицы прятали взгляды и краснели, словно маки?). И у обеих сестриц на пальчиках красовались фамильные печатки Крамтов и Скарбо. Отец, стоило ему увидеть эти кольца, скривился, словно кислой клюквы съел целую горсть, а затем безапелляционно заявил: «Свадьбы не раньше, чем на смену сезонов». После этих слов скривились и сестры, и их избранники – это же до зимы жать, не меньше полугода.

Но я жутко завидовала сейчас, потому что тоже хотела и печатку на палец, и неприличности на ушко, но с каждым часом росло только желание прибить кого-то слишком зеленого и похожего на лягушку.

Вокруг замка веселился народ, поднимая арки и кувшины на рождение наследного принца Артура, который, поорав на всю площадь, чем умилил народ, и напившись молока, спал под громкое тренькание лютней и громыхание бубнов менестрелей, которые не все лады воспевали день рождения наследника и принятие его самим Вулканом Аратонга.

Про демарш дяди никто никаких заявлений не делал, даже сообщили вскользь, что дядя на столько приболел, что вынужден был отправиться в другой мир на восстановление. Гилберт со своей супругой только кивали и сокрушенно качали головами, намекая, что лечение может затянуться, а может и вовсе не принести результатов – в общем, готовил почву для будущих заявлений.

Кстати, отец рассказал, что именно Гилберт рассказал нашему отцу о том, что планировал дядя. И мы с удивлением узнали, что, если бы не слезные просьбы кузена, дядю бы ждала публичная казнь в наказание и в назидание. А так, всех участников заговора тихо забрали посреди ночи и отправили в северные каменоломни. По-моему, дядя еще легко отделался.

Меня же беспокоило не только отсутствие Фаера, но и то, что великанша Грына может запросто явиться в любой момент и забрать меня для компании дяде. В другой мир не хотелось – мне и здесь есть что наверстывать. Хотелось бы договориться с Фаером по-тихому, не афишируя свои обязательства, и отдать долг, так сказать, номинально. А потом можно и ухаживания принимать, и к свадьбе готовиться (но к свадьбе исключительно не раньше, чем обе сестры выйдут замуж – через годик, наверное).

Честно, сама себе удивлялась, ведь выходя порталом в родной замок даже не помышляла о собственной свадьбе. Максимум, о чем думала, как не прибить дорого «друга», если встречу ненароком в замке, а тут вон как. И при этом, никто предложения-то не делал, хотя…слова, сказанные на вершине Вулкана наверняка можно считать и признанием и предложением.

Фаер появился между двух песен, пока менестрели прочищали горло и заливали засохшие связки горячим терпким напитком, от которого у них глаза уже косили в разные стороны. В нависшей неожиданно тишине его чеканные шаги отдавались внутри каким-то томительным ожиданием и нехорошим предчувствием.

– Ваши Величества, поздравляю Вас с рождением наследника, – начал мужчина с традиционного приветствия моих родителей, но, кажется, они не на мгновение не обманулись этой вежливостью.

Отец нахмурился, мама поджала губы. Тишина показалась зловещей.

– Приветствую Вас, принц Фаерграс, – ответил отец и сделал многозначительную паузу.

– Прошу принять подарок от королевства Ляухорг, – Фаер поклонился и преподнес отцу книгу, в которой, кажется, целую вечность назад мы прочитали про возможный способ свержения королевской династии. – Это единственный экземпляр во всех королевствах.

Отец едва заметно выдохнул. Кто его не знал так, как его семья, ни за что бы ни догадался, что данный фолиант очень много значит для короля. Еще больше значит, что таких книг в нашем мире не существует.

– Это очень ценный подарок, принц Фаерграс, – проговорила мама с напряженной улыбкой, словно ожидала подвоха. – Такие подарки требуют от нашей семьи ответного презента. Или вы предпочитаете оставить за нами право отдать долг в любое удобное для всех время?

Даритель артефакта мог просить, что угодно, кроме королевских регалий, чужой жизни, жены или мужа. Не мог требовать отдать кого-то в рабство. Не мог просить руки принцессы, если в семье были принцессы.

Последнее удручало…немного, ведь я не хотела в этом году выходить замуж? Где мои прогулки под луной, где ухаживания и цветы? Где, в конце-концов, песни менестрелей под балконом?

– Мне не нужен долг от королевского рода, Ваше Величество, – гости затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово, – ведь ваша дочь Элинерия еще не отдала долг помощи, скрепленный клятвой.

Я хотела договориться тихо? Этот чешуйчатый гад мне все испортил и прилюдно опозорил! Даже оглядываться по сторонам не требовалось, чтобы увидеть пошлые ухмылки мужской половины приглашенных и осуждающие взгляды в мою сторону от замужних дам.

Я едва не скрутила вилку в спираль – на столько была в ярости. Как он мог так меня подставить? Оставалось надеяться на отца, но и этот шанс пришлось отмести в сторону, потому что первой высказалась королева, обдав холодом тех шутников, что уже шептались за столом, делая ставки, чем закончится эта ночь.

– От долга помощи никто не в праве отказаться. Элинерия, это твое обязательство необходимо исполнить сегодня. И хочу напомнить, что убивать принца нельзя ни в коем случае, даже случайно.

Вилка все же расплавилась в руке, закапав скатерть и немного соседей по столу.

Памятуя о неприязни Фаера к эргонским сладким яблокам, я подкинула одно из них в воздух и несколькими движениями ножа разрезала его на дольки. Думаю, выражение моего лица не напугало только Фаера – остальные притихли, позабыв все скабрезные шутки и анекдоты.

Проходя по залу в полнейшей тишине, я запихнула одну из долек яблока Фаеру в рот, а остальное оставила себе, энергично хрустя заморским фруктом. Как мужчина не подавился – не понятно, а я едва не вывихнула челюсть, представляя, что пережевываю одного зеленого лягуха, который мнит себя драконом.

В спальне я едва не разгромила зеркало, перебила несколько флаконов с травяными отварами и выжимками, несколько раз заперла, а затем открыла дверь. В итоге я нашла в гардеробе страшенное ночное платье, которое досталось мне то ли от бабушки, то ли от прабабушки, и в которое я облачалась, играя в привидение и пугая сестер. Нервы сдавали, руки тряслись, а предмет моего бешенства пока