отошла… Так отошла, что в спокойную зимнюю ночь откуда ни возьмись метель… По всей деревне свист стоял! И дом их весь засыпало. Другие дома не тронуты, а их дом засыпало. Родня-то ее, мужичок тот, как сейчас помню, выбрался и к соседям пошел. Бледный, как никогда. Он же к Сеньке завалился, тот еще тогда с бабкой своей был. Только и смог сказать: «Умерла». А больше и слова не мог молвить. Водку ему налили, а у него руки трясутся, плачет. А когда дом откопали, остальную-то родню того мужичка, дак они все побелевшие под столом спрятавшись были и выходить боялись. Боялись, что бабка их с собой заберет. Так им страшно ночью было… Такое творилось, с их слов, что вся изба трещала, все двери посрывало с петель. И все в стены кто-то ломился да стучал. А кто? Что это было? К ней в комнату-то зашли, а она на полу лежит, ты представляешь? Вторую ведь неделю уже с кровати встать не могла! А тут лежит прямо посередине на спине, и глаза широко открыты да рот, и руки вдоль тела положены, смирехонько так. Как если бы сама сошла да прилегла на пол поспать. Ну ее сразу же и хоронить стали, а зимой-то могилу тяжело копать, земля мерзлая, да еще и снегу сугробы по шею. Только к полудню уже со всем управились. И покойницу подготовили, и могилу под гроб, наспех сколоченный. А бабки-то, что летало подсказали сделать, так наказали: «Покойницу лицом вниз в гробу положите, с глазами закрытыми, полотенца от нее с собой не берите, еще денежку ей в дорогу». Еще про ключи какие-то говорили, да еще чего-то мудреного там было, я уж теперь не упомню всего. Так и сделали, а как начали на полотенцах-то опускать – оборвалось… И гроб в могилу наискось упал, а крышка треснула, и кусок-то в сторону отошел, а там – глядь – и перед всей толпой видно, покойница в гробу не лицом вниз, как ее положили, а вверх да с открытыми глазами лежит. Лежит и как будто улыбается. Всем тогда до того дурно стало, да и мне, признаться, поплохело, вот бабку ту и решили сразу закопать. Даже к ней могилу никто не стал спускаться, чтобы наладить как надо. Так закопали, и не вспомнить бы ее. Мужик тот, что родней ей был, все так и пил, ему совсем дурно стало. А когда в себя приходил, кричал, что ее откопать нужно и как следует положить, а не то плохо будет. Родня ее тогда в доме не осталась. Они все у Семена ночевать напросились. Страшно им было сильно. Семен потом всю ночь того мужика успокаивал и лопату у него с рук выхватывал. Все успокаивал его, а тот кричал все… Мучила она его, покоя не давала. А поутру мужичка того нашли на дереве повешенным, прямо возле могилки Бутораги. Тогда-то Семен и проговорился, что пока они пили, он и взболтнул, то ли пьяную бредню, то ли правду, что не выдержал он да придушил старуху подушкой. А потом всю ночь от нечистой спасался, их всех забрать за то хотели. Им бабки, видимо, сказали, как спастись, вот они ночь и продержались. А на следующую… Она все равно мужичка забрала…
Когда рассказ кончился, пожилой председатель сделался еще бледнее и мрачнее прежнего. Тетя Таня принесла бутылку и хотела подлить ему в чай, но он отказался и попросил чистый стакан без закуски. Когда стакан был полон, он отвел глаза куда-то в сторону и произнес:
– Как сейчас помню… – после чего залпом выпил стакан водки и зажмурился, с шумом всасывая в себя воздух. Все остальные молчали и испуганно переглядывались, под впечатлением от услышанного. Остатками бутылки было единогласно решено разбавить чай, «чтобы спалось покрепче, без снов».
Глава 40. Ужас в коридоре
Ночью я проснулся, оттого что захотелось в туалет. Я еще толком ничего не осознавал, сон тянул меня обратно к лежанке, все было словно размазанным, но чем больше я приходил в себя, тем ярче в моей голове всплывали самые обычные страхи. Я все же направился до уборной. Когда я вывернул из-за угла печи, то вдруг понял, что боюсь идти по темному коридору ночью. Я решил шагнуть за порог, в темноту коридора, побыстрее добежать до уборной и поскорее вернуться назад – так я не успел бы толком напугаться. Но так уж получилось, что именно в этой темноте, когда подо мной со скрипом играли половицы, сон развеялся окончательно. И именно теперь мной по-настоящему овладел страх.
Первым, что меня сильно смутило, была дверь: когда я вышел из избы в коридор, она уже была открыта! Полусонный, я не сразу обратил на это внимание. А может, она была закрыта, а я сам уже придумываю в темноте от страха то, чего быть не могло? Нет, я точно не касался ручки и не прикладывал усилий, чтобы оттолкнуть дверь. Она и вправду была открыта. Кто? Опять что-то началось? Опять пришли бабушкины гости, а я в разгар действия теперь не внутри дома, а снаружи?.. В полной темноте, где может бродить неизвестно кто? Я быстро добежал до уборной, справил нужду и стоял теперь, боясь открыть дверь и выйти обратно.
В коридоре была давящая тишина, ни единого звука. Мне казалось, что там, в темноте, кто-то есть, там, за этой покосившейся дверью туалета. Стоит мне ее открыть, как я обязательно что-нибудь увижу. От этих мыслей, а еще и от холода вся кожа покрылась мурашками. Я затрясся. Но минута проходила за минутой, а в коридоре так ничего и не происходило. Лишь один раз скрипнула половица, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Но ведь это только один раз. Старый дом и без посторонней помощи может издавать столько скрипов и других жутких звуков! А тут… К тому же, было дико холодно. В какой-то момент желание оказаться под теплым одеялом стало намного сильнее страха, и тогда я понял, что нужно как-то пробираться до дома… Да и вообще, какова же ситуация! Глупость. Застрял в туалете и не выходил, потому что было страшно, хотя ничего даже и не происходило! Ну, что за ересь! Я рывком открыл дверь, внимательно всматриваясь в темноту перед собой.
Там что-то белело. Что-то белое виднелось, словно… Словно тряпка, которую повесили на стенку или веревку для белья. Но в этом месте, здесь, напротив уборной, не было никаких