Когда закончили есть и перестали чай пить, тунгус предложил:

— Выйдем-ка.

Оба вышли. Тунгус взял два очень тугих лука. Один лук передал энцу, другой оставил себе. Сказал:

— Испытай мой лук и стрелы. Хорошо целься.

Энец стал стрелять в цель из лука тунгуса. Хорошо стрелял.

— Ну, приятель, — сказал тунгус. — Я тоже был в горах и видел, как лесные тунгусы принесли молодую женщину-сомату. Эти шитолицые всегда воруют чужих женщин. Зимой я кочую в больших лесах, живу с шитолицыми рядом, знаю их. Возьми нарту своей жены. На нарте твоей жены поедет моя мать в одежде сомату. Мы свой легкий чум поставим недалеко от шитолицых. Мать мою оставим в чуме. Ты тоже останешься в чуме. Я поеду к шитолицему и скажу: «Ты, когда уносил женщину-сомату, мимо меня прошел. Я тебя видел. Потом я по твоему следу пошел в обратную сторону. Нашел чумы сомату. Два чума побил, заорал. Она сестра твоей женщины. Все время говорит: «Хочу видеть свою сестру». Ничего не шьет, все говорит. Вот нарта моей жены. Пусть твоя жена поедет к своей сестре». Когда я так скажу, тогда шитые лица в наш чум приедут, привезут твою жену. За пологом в чуме спрячься. Когда услышите голоса, пусть мать моя в одежде сомату выйдет из чума встречать гостей. Когда она введет их в чум, стреляй в шитолицего.

Энец согласился.

Стали аргишить в лесистые горы. Снег глубокий уже. Много дней аргишили. И, когда до лесных тунгусов осталось пол-аргиша, остановились, поставили чум. Утром тунгус запряг двух оленей и уехал. Еще не настал полдень, как он выехал к озеру.

На высоком яру сорок или пятьдесят чумов. Олени лежат на льду озера, их очень много, как и людей, которые играют на озере. Тунгус подумал: «Как узнаю, в каком чуме сомату-женщина?»

Оставил нарту среди лежащих на льду оленей, сам пошел пешком, чтобы не узнали, что он приезжий. А шитолицые на озере бегают, играют, на него внимания не обращают Одного молодого тунгуса поймал за спину. Тот вырывается, кричит:

— Зачем меня поймал?

— Скажи, где здесь сомату-женщина? Я ее еще не видел.

— Вон ровдужный[57] чум стоит. Видишь? В нем сомату-женщина.

Подошел к ровдужному чуму. В чуме два шитолицых. Один лежал, ноги у него длинные. У его ног, согнувшись, сидела женщина-сомату. Когда тундровый тунгус вошел, лежащий шитолицый спрятал женщину себе за спину.

— Зачем прячешь? — сказал тунгус. — Не бойся. С женщиной ничего не будет, если я посмотрю на нее.

— Я не боюсь, — ответил шитолицый. А ты кто?

— Я тундровый тунгус, человек одной с тобой крови.

— Зачем пришел?

— Меня жена моя прислала. Она не ест, не пьет, отказывается шить. Все говорит: «Привези мою сестру». Сестру увидит, тогда только оживет. Когда пришли морозы и вода стала замерзать, ты увел эту женщину. Я тебя видел. Я по твоему следу пошел в обратную сторону, нашел сомату, два их чума разбил. Забрал старшую сестру твоей женщины. Моя жена сказала: «У моей сестры муж или два мужа. Пусть они вместе приедут в гости». Я чум поставил недалеко от вас. Говорят, шитые лица двое с одной женщиной живут.

Ответили шитые лица:

— Хорошо. В гости поедем. Верно говоришь: сестру увидев, твоя женщина забудет тоску гор. Ты теперь нам родственник.

Потом эти шитолицые крикнули:

— Эй! Люди! Оленей поймайте! Запрягите!

А тундровый тунгус говорит женщине на языке сомату:

— Скоро у тебя все по-другому будет. Твой муж у меня в чуме. Ты делай так, чтобы они не передумали.

Шитые лица спросили:

— Что ты сказал?

— Я просто так. Сказал: «Вот сестра-то обрадуется встрече».

Оленей привели. Шитые лица на одной нарте. Лук и стрелы прихватил еще и пальмы-копья за спиной. Тундровый тунгус с женщиной уже близко к чуму подъехал и сказал:

— Оборачиваться не буду, будто мы не разговариваем. Выйдет женщина снег сбивать с нарт, ты обними ее и сразу иди в чум. Когда войдешь, отступи в сторону.

Подъехали к чуму. Видят — женщина-сомату вышла смести снег с нарт. Обняла молодую женщину, а та сразу в чум пошла. Шитые лица сказали:

— Твоя жена видом хороша.

Положили оружие на нарту. А хозяин чума распряг оленей, узлы ремней развязал, с лямками начал возиться, дул на руки, чтобы согреть их. Шитолицые не дождались, когда он закончит, вошли в чум. Оба тотчас назад выскочили. У переднего, длинноногого, стрела в грудь вонзилась, наконечник из спины выглядывал.

Тундровый тунгус два раза выстрелил в другого шитолицего, но тот, ловкий и легкий, оба раза от стрелы увернулся. Бросился шитолицый к нарте за оружием, но дорогу ему преградил тундровый тунгус.

Оба стреляли в шитолицего. Но тот никак не давал в себя попасть стрелой — ловок уж очень. Но вот энец попал ему в ногу — порвал жилу. Упал шитолицый в яму, вырытую оленями. Тундровый тунгус ему в руку попал — разрезал жилу. Только тогда шитолицый перестал увертываться. Подошли к нему близко. Он здоровой рукой бросил нож — нож отсек энцу ухо. Зашли с двух сторон, одновременно выстрелили. Только тогда убили. Энец содрал с березы бересту, залепил ухо.

— Только одно ухо потеряли, — сказал тунгус.

— У шитолицых еще много людей осталось. Их нам не перебить, — сказал энец.

— Нет, нам их не перебить. Ловких и сильных, как эти двое, у них много. Нам нужно уходить.

Взяли женщин и стали аргишить. Долго ехали, но доехали до озера, где тунгус рыбачил и где нарты оставляли. Тунгус сказал:

— Я дальше не пойду. Это моя родная земля. Озера Мон. Они каждый год рыбой полны. В чужой земле я не знаю угодий — все время буду голодный.

— Шитолицые могут прийти. Один что ты сделаешь с ними? Иди к нам: нас, сомату, много.

— Придут они или не придут — неизвестно. Здесь, на берегу озера, кости моих отцов-матерей. Как я их оставлю?

Энец собрался дальше аргишить. Тунгус сидел, согнувшись, на своей распряженной нарте, молчит.

— Что у тебя? — спросил энец. — Худые мысли?

— Ты мне теперь товарищ. Одна просьба у меня: отдай мне железную парку — одежду.

Отдал энец тунгусу свою кольчугу. Когда энец отъехал, тунгус привстал на своей нарте, крикнул:

— Остановись! Когда на следующую осень земля опять замерзнет, ты сюда легкой нартой приходи. Посмотри меня.

— Я тоже так думал, — ответил энец.

Энец много дней аргишил. В пути бил диких оленей. Наконец добрался до своих. Летом стояли