– Тоже до последней минуты спит, – неодобрительно заметил Пиннеберг.

У изножья большой кровати виднеется что-то белое – детская кроватка. В ней ребенок, его головка лежит на ручке, ротик приоткрыт.

Будильник звонит – видно, как молоточек яростно колотит по колокольчику, дико, безжалостно, сущий дьявол. Мужчина резко вскакивает, спускает ноги с кровати. Ноги у него тощие, почти без икр, с жалкой черной растительностью.

Зрители смеются.

– У настоящих киногероев, – пояснил Яхман, – вообще не должно быть волос на ногах. Этот фильм точно провалится.

Но, возможно, его спасет женщина. Она, без сомнения, невероятно хороша. Только что, когда зазвонил будильник, она приподнялась, одеяло сползло, ночная рубашка слегка распахнулась – благодаря наложению кадров, скользящему одеялу, двигающейся рубашке на мгновение создалось ощущение, будто все увидели ее грудь. Приятная атмосфера. Но тут же она натянула одеяло до подбородка и уютно устроилась.

– Это главная стерва, – сказал Яхман. – Такая, у которой в первые же пять минут фильма видишь грудь. Господи, как же это элементарно, как просто!

– Но красивая же женщина! – сказал Пиннеберг.

Мужчина уже в брюках. Ребенок сидит в кроватке и кричит: «Папа, мишка!» Мужчина дает ему мишку, потом малыш просит пупсика. Мужчина уже на кухне, кипятит воду, он довольно тощий, жилистый. Ну и суета у него! Подать ребенку пупсика, накрыть на стол, намазать бутерброды маслом, вот вода закипела – заварить чай, побриться. Жена лежит в постели свежая и румяная, как маленькая розочка.

Наконец жена встает. Она очень мила, совсем не стерва – она сама приносит себе горячую воду в ванную и неторопливо умывается. Мужчина поглядывает на часы, играет с ребенком, разливает чай по чашкам, проверяет, не принесли ли молоко. Еще нет, но газету принесли.

Теперь, когда жена умылась, она идет прямиком к своему месту за столом. Каждый берет по листу газеты, чашку чая, бутерброд.

Ребенок зовет из спальни – пупсик упал с кровати. Мужчина тут же вскакивает и бежит поднимать…

– Ну и чушь, – недовольно бурчит Ягненок.

– Да, но мне интересно, что будет дальше. Не может же все быть так идеально.

Яхман сказал лишь одно слово:

– Деньги.

И, как видно, старый киноман был прав. Когда мужчина вернулся, жена нашла в газете объявление: она хочет кое-что купить. Начинается разборка: где ее деньги на хозяйство, а где его карманные деньги? Он показывает свой кошелек, она – свой. А настенный календарь показывает семнадцатое. Стучится молочница – нужно заплатить за молоко. Календарь перелистывается: восемнадцатое, девятнадцатое, двадцатое… прямиком до тридцать первого! Мужчина сидит, подпирая голову руками, и жалкие гроши лежат рядом с опустошенными кошельками, календарь шуршит, шуршит…

О, как хорошеет его жена, как она вдруг расцветает. Она ласково уговаривает его, гладит по волосам, приподнимает его голову, подставляет свои губы, как блестят ее глаза!

– Вот стерва! – сказал Пиннеберг. – Что же ему делать?

Ах, и мужчина начинает разогреваться, обнимает ее, объявление вновь всплывает и исчезает, календарь шуршит, отсчитывая две недели, – рядом ребенок играет с мишкой, держит в другой руке пупсика, жалкие гроши все еще лежат на столе… жена сидит у него на коленях…

Все исчезает, и из черной как ночь тьмы медленно, становясь все ярче, проступает сияющий банковский зал с окошечками касс. Вот стол с проволочной решеткой, вот пачки денег, решетка приоткрыта, но вокруг нет ни души… Ах, эти пачки с купюрами, столбики серебряных и медных монет, веером рассыпанная пачка стомарковых купюр…

– Деньги, – спокойно сказал Яхман. – Ах, как люди это любят…

Услышал ли Пиннеберг? Услышала ли Ягненок?

Снова темнота… долго… очень темно… Слышно, как люди вокруг шумно дышат… Ягненок слышит дыхание мужа, муж – Ягненка.

Снова светло. Боже, конечно, если и есть в жизни что-то хорошее, то в кино этого не покажут. Жена завязывает халат – муж уже стоит на пороге в котелке, целует ребенка на прощание.

Вот идет маленький человек по большому городу, вот он заскакивает в автобус, вокруг несутся люди, мчатся повозки. Светофоры горят красным, зеленым, желтым, десять тысяч домов с миллионом окон и люди, люди… а у него – только маленькая квартирка в две с половиной комнаты, жена с ребенком. Больше ничего.

Может, у него взбалмошная жена, которая не умеет грамотно распределять деньги, но ведь большего у него нет… он же не считает ее глупой. А впереди его обязательно – стол на четырех по-смешному высоких ножках, он должен спешить к нему – таков уж его удел в нашем загадочном земном существовании. И никуда ему от этого не уйти.

Нет, конечно, он этого не делает. Наступает момент, когда рука маленького кассира застывает над деньгами, как ястреб в воздухе застывает над птичьим двором в поисках добычи – все когти растопырены. Нет, рука сжимается – это не когти, это пальцы. Он маленький банковский кассир, не хищная птица.

Но поглядите-ка, этот маленький кассир дружит с банковским стажером, а стажер, конечно, сын настоящего банковского директора. Стажер замечает эти по-ястребиному скрюченные пальцы. Во время перерыва он отводит своего друга, маленького кассира, в сторонку и говорит прямо:

– Тебе нужны деньги.

И хотя тот отнекивается, все отрицает, он все равно приходит домой с полными карманами денег. Но теперь, когда он выкладывает их на стол и думает, что жена наконец засияет, – деньги ей совершенно безразличны. Ее интересует только муж. Она усаживает его на диван, обнимает:

– Как ты это сделал? Ты сделал это для меня? О, я никогда не думала, что ты способен на такое!

И он не успевает рассказать правду, – ах, он уже не может, – как она его вдруг преисполняется любовью! Он кивает, молчит и многозначительно улыбается… она так страстна, так гордится им…

Какое же лицо у этого маленького актера! У этого великого актера. Пиннеберг еще видел это лицо сегодня утром на подушке супружеской кровати, когда будильник показывал без пяти полседьмого, – усталое, морщинистое, у этого человека были заботы и хлопоты. А теперь вот он стоит перед женой, которая его любит, которая впервые в жизни им восхищается… Как расцветает это лицо! Как исчезает хитрость, как растет счастье и расцветает, как огромный цветок, весь из солнца… О бедное, маленькое, смирное лицо, вот и твой шанс пришел, никогда ты не сможешь сказать, что всегда был маленьким человеком – ты был королем!

Да, теперь он стал королем, ее королем. Теперь она интересуется: не голоден ли он? Не болят ли у него ноги от долгого стояния на работе? Как