– Покорнейше прошу тебя, государь, – молвил он, – не истолкуй слова мои превратно. У меня и в мыслях нет отговаривать тебя от войны. Напротив, я советую тебе готовиться к войне. Да, прошу тебя, начни уже сейчас взимать военные налоги, именно те добавочные налоги, ввести которые предложил папа. Я работаю над меморандумом, в котором доказываю твое право на сбор таких же налогов, несмотря на то что ты еще не вступил в войну. – Он дал королю время обдумать предложение, затем продолжил так: – Твоя казна будет пополняться и другими доходами, пока ты не участвуешь в войне. Торговля с восточными исламскими странами прекращена. Большинство судовладельцев и купцов христианского мира, и даже самые предприимчивые из них – венецианцы, пизанцы, фландрские торговцы, – в нынешних обстоятельствах ничего не ввозят с Востока. Товары из самой богатой части света отныне могут поступать в христианские земли, лишь пройдя через руки твоих купцов, государь. Если кто-то захочет получать из мусульманских стран зерно, скот, благородных коней, он вынужден будет обратиться к тебе, государь. Изделия, произведенные искусством мусульманских кузнецов и оружейников, надежнейшие доспехи, великолепная металлическая утварь, шелк, меха, слоновая кость, золотой песок, кораллы и жемчуга, дорогие пряности, краски, стекло – если кто-то из христиан пожелает иметь сии сокровища, они обязательно прибегнут к посредничеству твоих подданных. Поразмысли над этим, государь. Казна всех прочих королей оскудеет, пока длится эта война, твоя же казна приумножится. А когда все прочие выбьются из сил, тогда-то и ударишь ты, король Кастильский. Ты нанесешь последний, решающий удар.

Еврей говорил с большим убеждением. То, что он предлагал, звучало заманчиво. Но тем сильнее все это злило короля.

– Раздобудь мне денег! – прикрикнул он на Иегуду. – Двести тысяч для начала! Я хочу ударить сейчас! Сейчас, прямо сейчас! Достань мне денег, все равно под какой залог!

Побледневший Иегуда ответил:

– Не могу, государь. И никто другой не сумеет.

Весь гнев дона Альфонсо на себя самого и на злую судьбу, не позволившую ему стяжать бессмертную славу, в эту минуту обратился на Иегуду.

– Это ты виноват в моем позоре, – бушевал он. – Это ты навязал мне унизительное перемирие, опутал разными жидовскими хитростями! Ты изменник! Ты стараешься ради Севильи, ради своей обрезанной братии! Боишься, что я на них всех нападу и верну себе утраченную славу. Подлый изменник!

Иегуда промолчал, только побледнел еще сильнее.

– Убирайся! – заорал на него король. – Пошел с глаз долой!

Особый налог, о котором Иегуда говорил королю, назывался саладиновой десятиной. Папа римский постановил, чтобы во всех христианских странах мужчины, не вступившие в ряды крестоносцев, хоть как-то участвовали в великом походе против султана Саладина, а именно чтобы они вносили лепту деньгами. Отдавать полагалось десятую часть своего движимого имущества и годового дохода.

Эскривано короля Кастильского был только рад указу Святейшего отца. Посовещавшись со своими законоведами, он решил, что саладинову десятину надо взимать и во владениях дона Альфонсо. Конечно, Богу угодно, чтобы король, наш государь, до поры до времени воздержался от военных походов, однако нейтралитет этот временный, а потому король обязан готовиться к священной войне. Иегуда составил на сей счет подробнейший меморандум.

Дон Манрике передал меморандум королю. Альфонсо его прочел.

– До чего же хитер, – сказал он тихо и зло. – Хитрая сволочь, сукин сын, торгаш. Ведь он, пес паршивый, мог бы раздобыть для меня денег, если бы захотел. Почему он, кстати, сам не явился? – спросил король.

Дон Манрике ответил:

– Полагаю, он не хочет вновь подвергать себя твоему гневу.

– Надо же, какой чувствительный! – усмехнулся Альфонсо.

– Видать, ты слишком уж на него напустился, государь, – заметил дон Манрике.

Король был достаточно умен, чтобы понимать: у еврея были все основания обидеться. Король досадовал на себя. Однако все христиане во всех соседних странах собирались отправиться в крестовый поход, только его, Альфонсо, несчастные обстоятельства обрекли на бездействие. Неужели ему нельзя маленько вспылить и сорвать свой гнев, пусть даже на безвинном! Такой умный человек, как министр-еврей, должен бы это понимать.

Он искал предлога, чтобы снова увидеть Иегуду. Дон Альфонсо уже давно подумывал отстроить крепость Аларкос, которую когда-то сам присоединил к королевству. Если доверять рассказам этого Ибн Эзры, денег в казне должно хватить на строительство. Он послал за Иегудой.

Тот еще не позабыл последних оскорблений и ощутил злобное удовольствие оттого, что Альфонсо зовет его. Выходит, король быстро сообразил, что без него не обойтись. Но Иегуда решил выдержать характер, да и новую ругань выслушивать не хотелось. Он почтительно просил извинить его, дескать, ему нездоровится.

Король вспылил было снова, однако сдержал себя. Через дона Манрике он передал приказ доставить деньги для Аларкоса, много денег, четыре тысячи золотых мараведи. Эскривано сразу и без возражений прислал нужную сумму; к деньгам он приложил самое верноподданническое письмо, в котором поздравлял короля с принятым решением: укрепив крепость, он докажет всему свету, что готовится к войне. Король был смущен; он не знал, что и думать об этом еврее.

Альфонсо охотно отправился бы в Бургос, чтобы посоветоваться с королевой. Давно следовало ее навестить. Донья Леонор опять понесла. Наверное, с той самой ночи, которую они провели вместе после ее возвращения из Сарагосы. Но слишком уж много было сейчас в Бургосе гостей, которых не очень хотелось видеть королю. Город лежал на одной из главных дорог Европы – на пути к Сантьяго-де-Компостела, одной из величайших святынь. Паломников всегда было предостаточно, а теперь гораздо больше обычного, потому что многие знатные рыцари, перед тем как отправиться на Восток, желали заручиться поддержкой святого Иакова. Все они ехали через Бургос и считали своим долгом нанести визит донье Леонор, и у дона Альфонсо кошки скребли на душе при мысли, что ему придется смотреть в глаза этим отважным воинам, ведь он-то, почитай, отсиживается дома у печки!

Но не сидеть же ему было в своем толедском замке, предавшись тоске и лени. Он занимался разными делами, разъезжал то туда, то сюда. Был в Калатраве, у орденских рыцарей, и произвел смотр этому отборному войску. Съездил и в Аларкос проверить, как движется строительство укреплений. Обсуждал с приятелями честолюбивые военные замыслы.

А если других дел не находилось, выезжал на охоту.

Однажды, возвращаясь с охоты вместе с Гарсераном де Ларой и Эстебаном Ильяном, король решил провести знойные полуденные часы в своем владении Уэрта-дель-Рей.

Расположенная у излучины Тахо, овеваемая речной прохладой Уэрта-дель-Рей была достаточно обширным имением, обнесенным каменными стенами, ныне полуразрушенными. Одиноко