«Бедная лошадка, – думала миссис Пендайс. – Этот кебби уже все губы ей изорвал поводьями, и притом безо всякой нужды». Она тронула вожжи и сказала:

– Пожалуйста, выберите маршрут без поворотов. Терпеть их не могу.

Кебби повиновался, но всю дорогу страдал, ведь вместо шести поворотов сделал всего один. Когда пассажирка спросила, сколько с нее причитается, он накинул шиллинг за то, что прямой маршрут был короче извилистого. Миссис Пендайс безропотно заплатила да еще прибавила шесть пенсов, надеясь, что делает добро лошади. Кебби коснулся шляпы и сказал: «Благодарствую, миледи», ибо величать «миледи» всякую пассажирку, которая давала ему восемнадцать пенсов сверх положенного, было его принципом.

Около минуты миссис Пендайс гладила лошадиную морду и думала: «Я должна войти, глупо проделать весь этот путь и не войти!» – но сердце ее билось с такой силой, что она едва дышала. Наконец она коснулась звонка.

Миссис Беллью, расположившись на диване в маленькой гостиной, подсвистывала канарейке, чья клетка стояла на подоконнике открытого окна. Какой поступок или намерение ни копни, обнаружится ирония, причем иногда – на самом дне, там, где запрятан пружинный механизм самой жизни; так вышло и с миссис Пендайс. По пути к Элен Беллью она ожидала и боялась вовсе не того, чего следовало бояться и ожидать. Миссис Пендайс прокручивала в уме сцену встречи, едва ей пришла такая идея, но ее чувства при виде Элен Беллью удивили ее самое. Ни нервозности, ни враждебности – только болезненное любопытство пополам с восхищением. И то сказать: могла ли эта, да и любая другая женщина не влюбиться в ее Джорджа?

После минутного замешательства глаза миссис Беллью стали лучиться дружелюбием, словно ничего предосудительного она за собой не ведала, и миссис Пендайс невольно откликнулась на это дружелюбие всем сердцем.

– Не сердитесь, что нагрянула к вам. Джордж об этом не знает. Мне обязательно нужно было увидеться с вами. Вам не кажется, что вы оба не вполне отдаете себе отчет в том, чем обернутся ваши действия? Это так страшно, тем более что речь не только о вас двоих, вы согласны?

Улыбка миссис Беллью исчезла:

– Прошу вас, не говорите «вы оба».

Миссис Пендайс опешила:

– Я вас не понимаю.

Миссис Беллью взглянула ей в лицо и усмехнулась, и от этой усмешки в ее чертах наметилась вульгарность.

– Ну так вам пора понять! Я не люблю вашего сына. Раньше любила, теперь – нет. Я сказала ему об этом вчера. Все кончено.

Слова эти, как по волшебству менявшие буквально все, слова, которые должны были бы прозвучать благословенным плеском воды в пустыне, вызывали в миссис Пендайс негодование, и оно отразилось в ее взоре.

– Так вы его не любите? – вскричала миссис Пендайс.

Обида ослепила ее, она чувствовала себя глубоко униженной.

Этой женщине прискучил Джордж? Ее сын? Лицо миссис Беллью сделалось жалостно-любопытным. На это лицо были устремлены глаза, в которых никогда прежде не вспыхивала ненависть.

– Он вам надоел? Вы дали ему отставку? В таком случае я должна срочно ехать к нему! Будьте любезны, сообщите его адрес.

Элен Беллью присела к бюро и написала адрес на конверте; миссис Пендайс с болью отметила, сколь грациозна эта женщина.

Она взяла конверт и направилась к двери; она молчала, во-первых, потому, что никогда не оттачивала язык в ходе пикировок, а во-вторых, потому, что слова для ее чувств еще не были придуманы.

Вслед ей донеслось сварливое:

– Он надоел бы кому угодно, кроме разве что вас самой. Уходите!

Миссис Пендайс распахнула дверь. Спускаясь по лестнице, она держалась за перила, поскольку чувствовала дурноту. Она вся внутренне сжалась – так бывает с деликатными натурами после приступа ярости – неважно, чужой или своей собственной.

Глава 5. Мать и сын

Для миссис Пендайс район Челси был неведомой землей, и поиски пути в квартиру Джорджа заняли бы у нее немало времени, если бы ее фамилия совпадала с ее натурой. Ибо истинный, урожденный Пендайс никогда не спрашивает, как пройти туда-то и туда-то, да и не верит сказанному; истинный, урожденный Пендайс ищет дорогу сам, понапрасну тратит силы, на что позднее и сетует.

Сначала шаги миссис Пендайс направлял полисмен, а затем молодой человек с бородкой, по виду художник. Этот последний стоял, прислонившись к калитке, и отворил ее со словами: «Сюда, прошу вас. Первая дверь справа».

Миссис Пендайс прошла по тропинке, миновала руины фонтана и трех лягушек и, остановившись у нужной двери, некоторое время ждала. Ожидание ее наполняла борьба радости с опасениями, ибо она перестала обижаться на миссис Беллью, едва покинула ее гостиную. Вид миссис Беллью – вот что ее оскорбило, ведь и самые нежные души склонны к субъективности.

На стене, увитой плющом, миссис Пендайс нашарила кнопку звонка. Ей удалось извлечь хриплое дребезжание, но никто не вышел на порог. Миссис Пендайс слышала только шаги за дверью – туда-сюда, туда-сюда. Потом на улице появился зеленщик, торгующий вразнос, и звуки шагов потонули в его зазывных криках. Молодой человек артистической наружности приблизился к миссис Пендайс.

– Не знаете ли, сэр, мой сын дома или нет?

– Я не видел, чтобы он выходил, а я здесь целое утро пишу.

Миссис Пендайс удивленно взглянула на мольберт, что стоял в отдалении, у следующей двери. Ей странным показалось, что ее сын живет в таком месте.

– Давайте я постучу дверным кольцом, – предложил художник. – Для ваших рук оно слишком тугое.

– Будьте так любезны!

Художник постучал:

– Наверняка ваш сын дома. Я с этой двери глаз не спускал – я ведь ее рисую.

Миссис Пендайс уставилась на дверь.

– Никак не получается схватить, – продолжал художник. – Замучился до смерти.

Миссис Пендайс глядела с сомнением.

– Разве у него нет прислуги? – спросила она.

– Откуда? – отвечал художник. – Ведь это студия. Свет никак не поймаю. Простите, вас не затруднит постоять вот так буквально минуту – мне бы это очень помогло!

Он отошел на несколько шагов и приставил ко лбу козырек ладони. Миссис Пендайс сделалось не по себе.

«Почему Джордж не открывает? – гадала она. – И что на уме у этого человека?»

Художник опустил руку:

– Огромное спасибо! Ну-ка стукну еще раз. Вот так! Этакий грохот и мертвого поднимет!

И художник рассмеялся.

А миссис Пендайс охватил безотчетный страх.

– Мне непременно надо войти! – простонала она.

После чего сама взялась за дверное кольцо и стукнула.

– Вот видите, – заметил художник, – они все одинаковы, эти кольца: тугие как бог знает