Спустя полчаса я увидела, что мистер О’Донован возвращается. Он очень спешил и, завидев дом, припустился бежать.

Когда дверь за ним хлопнула, я не смогла противиться искушению, поднялась следом по лестнице и, как накануне, прислушалась, что там творится. К большому удивлению, юноша долгое время молчал. Я услышала только, как он сделал несколько шагов и замер. Я старалась не шевелиться, опасаясь, как бы он меня не заметил, как вдруг услышала несколько слов, разобрать которые не смогла, однако голос казался чужим, непривычным, от чего меня вдруг охватило странное беспокойство, и я спустилась обратно, ступая как можно тише. Вернувшись к работе, я заметила, что руки дрожат.

Все мысли были о том, что юноша — сумасшедший. Мной овладел величайший страх, однако я его поборола и вида не подавала, а вечером наведалась к кузену, Томасу Торнтону. Он преподает право, и если кто-то и способен дать дельный совет, то это он. Я выложила ему все как на духу. Он выслушал, не перебивая, заключив из моего рассказа, что на данный момент нельзя определенно сказать, утратил ли мистер О’Донован рассудок, однако мы вправе полагать, что он в глубочайшем душевном смятении, и лучше за ним присмотреть. Я настоятельно попросила его прийти ко мне и понаблюдать за молодым человеком во время ужина, когда сама занята на кухне, поскольку готовлю для постояльцев. Кузен немного поколебался, но затем дал согласие и мы решили…

(Здесь мы прерываем Элизу Смит, дабы привести рассказ доктора Торнтона, показавшийся нам более полным и точным.)

Рассказ д-ра Торнтона

Фэрфакс, сентябрь 1895 года

Когда кузина объяснила причину визита, я задался вопросом, действительно ли случай настолько серьезен, как она утверждала, и стоит ли тревожить моего приятеля доктора Дэшвуда, поскольку об этом она и просила. Тем не менее, дабы ее успокоить, — кузина казалась весьма взволнованной, — я проводил ее домой и обещал пробыть рядом весь вечер, самолично понаблюдав за молодым Дэниелом О’Донованом. За годы службы я повидал множество разных людей и тешил себя надеждой, что смогу распознать начатки душевной болезни, от которой страдал этот юноша.

Мы пришли около пяти. Она хотела, чтобы мы сразу же поднялись по лестнице и послушали у двери О’Донована. Мне подобные вещи не нравятся, однако кузина вела себя столь настойчиво, что пришлось уступить, и мы вместе прошли к комнате на втором этаже. Несколько минут я стоял, не шелохнувшись, ничего при этом не слыша и предполагая, что юноша занят чтением или письмом, потом я сказал кузине, что иду вниз, и попросил приготовить чай. Она последовала за мной.

Пока кузина была на кухне, я достал из кармана книгу и устроился в столовой возле печи. Спустя четверть часа мисс Смит вернулась с подносом, поставив его на стол. Вид у нее был немного обеспокоенный, она проговорила вполголоса: «Кажется, кто-то спускается. Если он ко мне обратится, надо чтобы вы были поблизости!» Я ответил, что это бессмысленно. Мое появление может его смутить. Лучше им встретиться наедине, а я послушаю, о чем пойдет речь. Она кивнула и быстро вышла, лишь прикрыв дверь, дабы можно было различить сказанное в соседней комнате. Мне следовало разъяснить вам заранее: комната эта выходит окнами в сад и располагается между прихожей и столовой, где притаился ваш покорный слуга. В упомянутой комнате кузина обычно работает и принимает желающих с ней побеседовать. Это не вполне гостиная, однако, как можете заметить, функции у нее схожие. Когда кузина скрылась за дверью, я услышал шаги, которые ее тонкий слух различил мгновением раньше, однако они решительно направлялись мимо комнаты, где находилась кузина, к главному входу. Я глянул в окно, за которым виднелась дорожка в саду и ограда, и заметил того самого юношу. Он был высокого роста и шел как будто пошатываясь. Повесив голову, руки в карманах, он по тропинке добрался к решетке и вдруг обернулся. Я увидел его лицо. Оно меня поразило, точнее сказать, я был потрясен, словно увидев невыразимую мерзость. По правде говоря, юноша не был уродлив, однако черты его несли отпечаток страшных мучений. Я не в силах описать беспокойную оторопь, завладевшую мной, когда молодой человек посмотрел в нашу сторону. Возможно, что-то такое было во взгляде…

Я услышал, как кузина крикнула:

— Господи, Том, взгляни на это лицо!

О’Донован в этот момент повернул обратно. Я услышал, как он поднимается по ступенькам и через мгновение стучит в дверь к кузине. Он вошел к ней. Я бесшумно занял прежнее место возле печи и услышал следующее. О’Донован говорил с уверенностью, однако легко было догадаться, что это ему непривычно и обходится дорогой ценой.

Он начал объяснять, что из-за роковых обстоятельств потерял все сбережения, затем умолк. Наступила пауза, далее я услышал, как кузина спросила:

— Надеюсь, сэр, вы не проиграли их в карты?

Он сразу же возразил:

— Нет, мисс, я в жизни никогда не играл! Их у меня украли!

— Украли? Вы в том уверены?

— Да, уверен.

— И вы знаете вора?

— Да, мисс, но я бы предпочел о нем умолчать, если не возражаете.

— Итак, сэр, — сказала кузина сдержанно, — что вы имеете мне сказать?

Он заговорил столь быстро и неразборчиво, что кузине пришлось перебивать, прося его повторить отдельные фразы, быть может, она боялась, что я не расслышу, я же и в самом деле не мог ничего разобрать. По ответам кузины я понял, что он просил оставить его под своим кровом, однако не как студента, которому сдают комнату, а как слугу, которому выделяют угол и дают кусок хлеба. Это показалось мне столь неожиданным, что я, не сдержавшись, ахнул. Но, полагаю, меня не услышали. Кузина молчала. Я догадывался, что она удивлена так же, как я, и не может найти слов в ответ.

Наконец она сухо сказала О’Доновану, что подумает над просьбой, и тот ушел. Не успел он затворить дверь, как кузина стояла