Дверь отперла сестра Трент с выражением кроткого упрека на лице. Но прежде чем она успела заговорить, миссис Шарп схватила ее за руку.

– Дорогая моя, – сказала она скороговоркой, – извините, пожалуйста, что опоздала. Но какой у меня сегодня был день, если бы вы знали! Я вам все потом расскажу. Дайте мне только войти и оставить у вас свои вещи. Если я не буду переодеваться, то мы, я думаю, можем сразу же выйти.

В ту минуту, когда обе женщины стояли в коридоре, с лестницы сошел Хэмптон, нарядный, сияющий, в вечернем костюме. При виде их он остановился. Фредди никогда не упускал случая очаровать кого-нибудь. Его тактика отчасти в том и состояла, чтобы нравиться людям и извлекать из их расположения все, что возможно.

– Привет, сестра Шарп! – сказал он очень весело, доставая сигарету из золотого портсигара. – У вас усталый вид. И почему вы обе здесь так поздно? Я как будто слышал от сестры Трент, что сегодня вы собираетесь в театр?

– Да, доктор, – ответила миссис Шарп. – Но я… Меня задержал доктор Мэнсон из-за одной своей больной.

– Вот как? – В тоне Фредди послышалось что-то вроде вопроса.

Этого было достаточно для Шарп. Глодавшая ее обида, неприязнь к Эндрю и чары Хэмптона вдруг развязали ей язык.

– Никогда в жизни еще не переживала такого дня, как сегодня, доктор Хэмптон. Никогда! Забрать из больницы Виктории больную и потихоньку увезти ее в это «Бельвью»? И там доктор Мэнсон меня задержал на целый день, пока он делал ей пневмоторакс вместе с каким-то человеком, который вовсе не врач… – С трудом удерживая злые слезы раздражения, миссис Шарп изложила Хэмптону всю историю.

Когда она закончила, наступила пауза. Глаза Фредди приняли странное выражение.

– Это все возмутительно, сестра, – наконец сказал он. – Но я надеюсь, что вы не опоздаете в театр. Вот что, сестра Трент, наймите за мой счет такси, включите эту сумму в запись ваших расходов. Ну а теперь вы извините, мне пора идти.

– Вот это джентльмен! – пробормотала сестра Шарп, провожая его восхищенным взглядом. – Ну скорее, дорогая, вызывайте такси.

Фредди ехал в клуб, погруженный в размышления. Со времени ссоры с Эндрю он в силу необходимости спрятал самолюбие в карман и опять сошелся с Фридманом и Айвори. В этот вечер они обедали втроем в клубе, и во время обеда Фредди не столько по злобе, сколько желая заинтересовать собеседников, снова теснее сблизиться с ними, сказал небрежно:

– А Мэнсон-то, оказывается, проделывает недурные штуки с тех пор, как с нами порвал. Я слышал, он начал поставлять пациентов этому субъекту – Стиллману.

– Что?! – Айвори отложил вилку.

– И работает с ним в доле, насколько я понимаю. – Хэмптон изложил свою версию всей истории.

Когда он закончил, Айвори спросил неожиданно резко:

– Это правда?

– Ну, милый мой! – ответил Фредди оскорбленным тоном. – Я слышал это от его медицинской сестры не далее как полчаса тому назад.

Последовало молчание. Айвори опустил глаза и опять принялся за еду. Но под этим спокойствием крылась свирепая радость. Айвори не мог простить Мэнсону его последнего замечания после операции Видлера. Не отличаясь чувствительностью, Айвори был адски самолюбив, как человек, знающий свое слабое место и ревниво скрывающий его от чужих глаз. В глубине души он знал, что плохой хирург. Но никто еще не говорил ему этого с такой резкостью, как Мэнсон, не давал ему почувствовать в полной мере его невежество. И за эту горькую истину он возненавидел Мэнсона.

Хэмптон и Фридман несколько минут разговаривали между собой, пока Айвори не поднял голову. Тон его был бесстрастен.

– Не можете ли вы узнать адрес этой сестры милосердия?

Фредди прервал разговор и уставился через стол на Айвори:

– Конечно могу.

– Мне кажется, – хладнокровно размышлял вслух Айвори, – что тут следует что-нибудь предпринять. Между нами говоря, Фредди, у меня до сих пор не было времени особенно заниматься вашим Мэнсоном, но то, что я услышал, уже переходит всякие границы. Я говорю из чисто этических соображений. Только на днях Гэдсби как раз говорил со мной об этом Стиллмане. О нем начинают шуметь газеты. Какой-то невежественный болван с Флит-стрит составил список бесспорных случаев исцеления Стиллманом больных, от которых отказались врачи. Знаете, эти обычные басни. Гэдсби здорово взбешен. Кажется, Крэнсон одно время лечился у него, раньше чем обратился к этому шарлатану… Да… Что же будет, если и врачи-профессионалы начнут поддерживать этого мерзкого чужака? Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне это нравится. И я намерен немедленно переговорить с Гэдсби. – Он подозвал официанта. – Узнайте, здесь ли сейчас доктор Морис Гэдсби. Если нет, скажите швейцару, чтобы он узнал по телефону, дома ли он.

Хэмптону сразу стало не по себе. Он не был злопамятен и не питал никакой вражды к Мэнсону, которого всегда любил по-своему, поверхностно и эгоистично. Он пробормотал:

– Меня в это дело не впутывайте.

– Не будьте ослом, Фредди. Что же, вы допустите, чтобы этот субъект безнаказанно обливал нас грязью, а ему все сходило с рук?

Лакей воротился с известием, что доктор Гэдсби дома. Айвори поблагодарил его.

– Боюсь, в бридж мне уже сегодня не удастся поиграть, друзья. Разве только, если Гэдсби окажется занят.

Но Гэдсби оказался свободен, и в этот вечер Айвори побывал у него. Они не были близкими друзьями, но достаточно хорошими знакомыми, так что хозяин поставил на стол свой почти самый лучший портвейн и коробку приличных сигар. Знал или нет доктор Гэдсби о репутации Айвори как врача – он, во всяком случае, был осведомлен о положении, которое Айвори занимал в обществе, а этого было достаточно, чтобы Морис Гэдсби, жаждавший успехов в свете, предупредительно отнесся к нему.

Когда Айвори упомянул о цели своего визита, Гэдсби не понадобилось притворяться: он действительно был живо заинтересован. Он нагнулся вперед, устремив маленькие глазки в лицо Айвори, и внимательно слушал то, что рассказывал гость.

– Ах, черт побери! – воскликнул он с несвойственной ему горячностью, когда тот закончил. – Я этого Мэнсона знаю. Он