Внезапно воцарилась тишина, как будто вся комната одновременно затаила дыхание, как тишина перед тем, как обрушится цунами.
– Почему пистолет у вас, если он вам не нужен? – напряженно спросила Марго, осторожно потянувшись к руке миссис Бэк, та отпрянула.
– Я пыталась… Она все протягивала мне этот пистолет. – Миссис Бэк зажмурилась, лицо все сморщилось. – И я передумала. Она… она так настаивала.
– Вы толкнули ее? – сделала страшную догадку Марго.
– Я не хотела… Все произошло так быстро. – Ее голос сорвался.
– Вы ее толкнули? – настойчиво повторила Марго.
Миссис Бэк коротко кивнула.
Марго разрыдалась.
– И вы оставили ее там умирать? – спросил Мигель, вытирая глаза.
– Я не знала, что делать. Я не хотела… Не могла… – Миссис Бэк тихо плакала, закрыв лицо руками. – Ее уже было не спасти. Она умерла.
Марго наконец-то узнала правду – смерть мамы действительно была несчастным случаем.
– И вы забрали пистолет? – уточнил Мигель.
– Я не хотела оставлять его там, чтобы… Он мог вызвать вопросы. – Миссис Бэк икала сквозь слезы.
В наступившей тишине у Марго зазвенело в ушах. Она была убита горем из-за смерти мамы и трагичной жизни миссис Бэк и в то же время испытала облегчение оттого, что в конце концов мистер Пак не навредил маме, что в ее смерти не было злого умысла. В каком-то смысле мама теперь была свободна. Она умерла, пытаясь помочь тому, кого любила, – своей подруге.
– Что вы теперь собираетесь делать? – спросила Марго, немного успокоившись.
– Не знаю. Уеду из города. – Миссис Бэк уставилась в пол, совершенно раздавленная, обессиленная. – Марго, мне так жаль… Я не знала… Она не упоминала о твоем приезде. – Она шмыгнула носом и вытерла его рукавом. – Если бы только мистер Пак оставил меня в покое. – Она стиснула челюсть. – Это он во всем виноват.
– Может, вызвать полицию? – предложила Марго. – То есть после вашего отъезда. Нельзя позволять ему безнаказанно поступать так с людьми. Ведь вы с Лупе наверняка не единственные?
Миссис Бэк покачала головой.
– Думаю, нужно позвонить в полицию, – поддержал ее Мигель. – Необязательно упоминать смерть твоей мамы. Расскажем только о его преследовании, его нападках. Мы могли бы просто…
– Вы не понимаете, – возразила миссис Бэк. – Ничего не выйдет.
– Все же вам необязательно уезжать, – сказала Марго. – Будет лучше, если вы останетесь. Мы могли бы сделать это вместе. Уверена, что есть и другие женщины, может быть, в «Ханок-Хаусе» или в том супермаркете…
Миссис Бэк вдруг вскочила, опрокинув стул, и двумя руками схватила пистолет. Направив ствол на Марго, она попятилась в угол, руки дрожали под его тяжестью. Именно эта дрожь больше всего напугала Марго – миссис Бэк словно напрягала все свои силы, чтобы не пристрелить их всех прямо сейчас.
Марго затаила дыхание, словно внезапно провалилась под воду. Она представила, как они все кувыркаются в волнах, пытаясь ухватиться друг за друга. Однако на этот раз она боялась не за маму. Она боялась за себя. Боялась за Мигеля. Она сделает все возможное, чтобы их спасти.
– Я разберусь, ладно? – с трудом выдавила из себя миссис Бэк. – Уходите… пожалуйста, уйдите.
Марго показалось, на ее губах мелькнула слабая улыбка, а глаза блеснули, будто она нашла какой-то выход. Как будто этот пистолет и смерть подруги гармонично вплетались в канву ее истории. И теперь она это видела и знала, чем все закончится.
Миссис Бэк опустила пистолет и сказала:
– Я готова.
На следующий день после Рождества Марго вышла из дома на яркий, хоть и приглушенный дымкой декабрьский свет. Снаружи царила особая атмосфера, какая бывает после праздников, будто весь мир медленно выдохнул, отдыхая и набираясь сил к предстоящему празднованию Нового года. Сернистый запах от фейерверков, смешанный с запахом выхлопных газов, усугублял общее недомогание, словно сам город мучился от похмелья.
После разговора с миссис Бэк Марго с Мигелем провели почти весь день в маминой квартире, обсуждая дальнейший план действий. У нее был пистолет. Она убила маму Марго. И все же они не могли позвонить в полицию. Произошедшее было несчастным случаем. К тому же миссис Бэк могла их убить, если бы захотела. Напуганные Марго с Мигелем выскользнули за дверь и, сбежав с лестницы, кинулись к машине.
Миссис Бэк явно достаточно настрадалась. Ей нужна наконец свобода. Она не заслуживала больших страданий, чем те, которые уже угрожали ее сломить: жестокий муж, преследователь, смерть лучшей подруги. Ей еще предстоит простить саму себя и бежать от мистера Пака, от этого города, который порой заглатывает людей целиком, со всеми потрохами. Преступление и наказание.
Надо было взять номер миссис Бэк, чтобы связаться с ней и убедиться, что та в безопасности. Только уже слишком поздно. И хотя Марго испытала облегчение, наконец-то поняв, что произошло в ночь смерти мамы, у нее все еще оставались вопросы – о содержимом банковской ячейки.
Что случилось с другой семьей – мужем и девочкой с косичками, в красной футболке и легинсах? Может, у Марго где-то все еще есть единоутробная сестра? И где мама ее мамы, бабушка Марго, которая, по словам миссис Бэк, все еще жива? Не умерла ли она недавно? Мина когда-нибудь с ней связывалась? Хотела бы она знать о Марго, или смерть Мины, дочери, которую она потеряла во время войны, разобьет ей сердце?
Теперь, под тяжестью этих вопросов, Марго наконец почувствовала себя взрослой.
Выбор между тем, открывать правду или нет, и если открывать, то когда и как, тяжел, но сделать его необходимо, иначе никогда не влиться в этот мир и не стать самим собой.
Иногда люди ошибочно предполагают, сколько могут вынести другие. Сам вопросительный знак изгибается, как уж на сковородке, словно не может определиться – следует или нет? Мама в конечном итоге решила держать Марго и ее отца в тайне друг от друга, чтобы защитить их обоих. Марго придется простить их всех – маму, отца, миссис Бэк, – чтобы в один прекрасный день начать прощать себя.
Постояв какое-то время под лучами солнца, Марго распахнула серую ветровку и решительно двинулась вперед, хоть и не имела ни малейшего представления, куда идет и где окажется. Как огню, ей нужен воздух. Возникло даже желание кинуться галопом.
Вскоре она миновала небольшой парк с детской площадкой, где дети высоко подлетали на качелях или гонялись друг за другом по горкам, громко смеясь и вскрикивая, – такая радостная возня. Марго прошла мимо заправки, потом мимо корейского продуктового магазина и наконец обнаружила небольшой торговый центр, где располагался салон красоты с огромными плакатами женщин с прическами 80-х годов в витринах.
Мама обычно сама стригла Марго в тусклом свете кухни. Она стелила на пол простыню, накидывала на плечи дочери полотенце и с расческой и ножницами в руках медленно обходила ее со всех сторон.
– У тебя такие блестящие волосы, – говорила она. – Такие мягкие.
Марго никогда не знала, как реагировать на мамины комплименты, потому что привыкла к едким уколам критики – о ее прыщах, мятой одежде, нависших веках, о признаках второго подбородка. Мама словно опасалась, как бы ее эго не выросло за пределы их квартиры, их семьи – при этом любое эго уже казалось слишком большим. Будто ее основной обязанностью было держать Марго в узде.
Однако время от времени мамино внимание обращалось к ней самой – на свет выплывали мрачные воспоминания детства – они были своеобразными уколами для Марго, болезненными, но дающими передышку, отводя от нее прожигающий взгляд матери.
– Когда меня стригли монахини в приюте, они всегда были неаккуратными, – однажды сказала мама. – Им было все равно, как я выгляжу.
Или:
– В приюте была девочка, которая меня била. Она как-то сказала, что подожжет мне лицо.
Марго не знала, как реагировать и на эти яркие откровения – редкие и совершенно неприкрытые, они будто балансировали на краю маминой психики, на краю выживания, и любые дальнейшие расспросы могли опрокинуть ее вниз головой. Поэтому во время стрижки Марго молча ждала сигнала окончания – мама снимала полотенце в роли накидки, отряхивала ее плечи, убирала прилипшие к лицу волоски, и Марго временно освобождалась.
