class="p1">— Еще раз докладываю, — каким-то тугим голосом начал он, — что на вырезку куска трубы холодным способом потребуется не меньше смены, огневым — час. Ваши опасения взрыва метано-воздушной смеси в трубе не обоснованны.
Кирпичная краска выбросилась из-под воротничка Клёстика и медленно, словно бы нехотя, стала сползать вниз. Тригунов догадался, что привели ее в движение слова: «Ваши опасения… не обоснованны», но с той же выдержкой продолжал:
— Как указано в технологической карте огневых работ, на стыке труб вырублена часть прокладки, в отверстие пропущена трубка, под нашим непрерывным контролем находится атмосфера в трубе и вокруг нее. Там и там в данный момент она взрывобезопасна. Пыль с крепи и стенок выработок в радиусе десяти метров от места резки будет смыта. Я и главный инженер не видим причин, понуждающих отказаться от принятого решения.
Клёстик бросил на Тригунова свинцовый взгляд, но тот уже давал задание Комлеву:
— Гришанов ведет проходку подножного и готовится к огневым работам. Ваша задача: доставить с отделением Кавунка цепь связи и подачи питания, медикаменты, продукты и установить с пострадавшими живую связь.
— Понятно, товарищ командир, — отчеканил Комлев, стараясь заглушить в себе какую-то смутную тревогу, вызванную спором Тригунова и Клёстика, зловещим намеком Виктина. Не горняку, ему трудно было судить, кто из них прав. Он верил опыту и мудрости Тригунова, но, думал Комлев, Клёстик и Виктин тоже в этих делах кое-что смыслят. Чтобы отпугнуть все настырнее подступавшие к нему сомнения, Комлев громче, чем в первый раз, повторил:
— Понятно, товарищ командир!
— Не торопитесь. Перед началом огневых работ на «Гарном» остаются: отделение Сыченко во главе с Гришановым — для их выполнения; вы с отделением Кавунка — в горячем резерве. Все остальные отводятся на запасную базу, Необходимые указания по этому вопросу уже даны.
— Я понял вас…
— Еще не все. Резерву находиться только в камере, поддерживая непрерывную связь с резчиками. После завершения огневых работ немедленно приступить: вам — к налаживанию живой связи с пострадавшими и подаче необходимого им питания, Гришанову — к проходке подножного.
— Разрешите выполнять?
— Да.
С командного пункта Комлев вышел не таким бравым, каким зашел на него.
Когда за ним захлопнулась дверь, Клёстик громко откашлялся.
— А теперь объясните причину явного разрыва между вашей уверенностью в безопасности огневых работ и предпринятыми предосторожностями?
— Я никогда не исключал непредвиденных случайностей да и вряд ли в аварийной обстановке можно полностью исключить их.
— Например?
— В каком состоянии опережение откаточного — нам неизвестно. А его обрушение может вытолкнуть газовую смесь, способную дать пусть не взрыв — вспышку. Ее я и остерегаюсь.
Облокотясь на стол, Клёстик обмяк, начал бледнеть. «Только этого и не хватало. Уж если пыхнет — тогда… Выбросит тебя из колеи этот выброс, ей богу, выбросит! И ты будешь ждать, пока так произойдет? Будешь ждать? А не шугануть ли этого упрямого быка к чертовой бабушке, не взять ли поводья в свои руки? Записал в оперативном журнале: «Принимаю руководство горноспасательными работами на себя», расписался и — керуй. Ну?.. Что «ну»? Не пори ты горячки, товарищ начальник, не пори! — начал остепенять себя Клёстик. — Возьмешь эти самые поводья, а дальше что? Какие у тебя основания требовать изменения оперативного плана? Кроме: «Не исключена возможность…» — никаких! А главный скажет: «Не согласен!» Этот может сказать. И будешь ты делать то, что Тригунов наметил. И уж если у тебя пыхнет — труба дело. Будешь отвечать как непосредственный виновник. Конечно, если что — все равно отвечать придется: с планом знаком, на командном пункте был, а мер не принял. Но ответственность ответственности рознь. Одно дело — «непосредственный», другое — «не обеспечивший контроля». Что сделают «не обеспечившему»? Снимут с должности, понизят — не больше того. А «непосредственного»… Нет уж, лучше быть «не обеспечившим»…
Клёстик с тоской покосился на свои бархатные петлицы с вышитыми на них звездами и начал горбиться. Плечи его опустились, словно звезды обрели сверхплотность, стали непомерно тяжелыми и давили, давили… Центр их тяжести приходился на ключицы и Клёстику казалось, что от непомерной тяжести они, того и гляди, переломятся. И он отчетливо услышал Стеблюка: «Придется вас, товарищ Клёстик, освободить от них, не по плечу они вам, звезды начальника…»
Вскоре он и в самом деле услышал нечто подобное. Слова были другие, а смысл — тот же.
Глава XXIV.
ЖИВАЯ СВЯЗЬ УСТАНОВЛЕНА
На подходе к запасной базе Комлева окликнул постовой:
— Товарищ помощник командира отряда, командир взвода интересовался вами, спрашивал: прошли или нет?
— Передайте: прошел.
Показалась цепочка огней. Взлетая и падая, они как бы плыли по раскачавшемуся морю.
— Откуда? — приостановился Комлев, когда огни очутились около него.
— С просека, от перемычки, — Манич был встревожен.
— Как там «фиалка»?
— Подпирает…
А навстречу снова — огни, огни… Проходчики бригады Хлобнева, члены ШГК, работавшие в подножном, и следовавшее за ним отделение Кавунка, обтекая Комлева, отходили на запасную базу. Комлев понимал: чтобы быстрее возобновить проходку подножного, отвод из опасной зоны, на время ведения огневых работ, всех, без кого можно обойтись, и самые огневые работы должны быть завершены в самые сжатые сроки. И все же поспешный отход горноспасателей вызывал у него состояние тревоги, повышенной настороженности.
Гришанов с отделением Сыченко находился на базе. Он встал:
— Подготовка к огневым работам закончена. Командир отряда просил вас доложить о прибытии.
Дежурный вызвал командный пункт. Тригунов разговаривал громче обычного.
— Напоминаю: во время огневых работ выходить из камеры запрещаю! Категорически! Передайте трубку командиру взвода.
Телефон орал, как громкоговоритель. Гришанов крепко прижал трубку к уху, но громкость не уменьшалась.
— Пыль смыли?
— Так точно, товарищ командир отряда, — на откаточном, на подножном, в «печи», на месте работ — везде. Сейчас я и командир отделения Сыченко с одним респираторщиком отправимся…
— Почему не со всем отделением?
Взгляд командира взвода скользнул по лицам подчиненных. Они сделали вид, что заняты своими делами, но Гришанов знал: ни одно его слово их ушей не минует. Он замялся.
— Вы слышите меня? — потерял терпение Тригунов.
— Считаю нецелесообразным…
Гришанов умолк. Молчал и Тригунов.
Находившимся на базе горноспасателям были, в общем-то, ясны и причина, побудившая Гришанова пойти на нарушение устава, и его желание уклониться от принародных объяснений с Тригуновым. Но, зная то и другое, каждый по-своему оценивал поступок командира.
«Не хочет при нас свои соображения выкладывать, боится: услышим, что смаленым пахнет, хвосты подожмем», — с обидой думал Кавунок.
«Добрый командир! — восхищался Гришановым Сыченко. — Смелый, строгий и людей бережет. Извивается, как вьюн на сковородке, уклоняется от прямого разговора, а зачем? Затем, чтобы балачки о взрыве без крайности на нервы не действовали ребятам».
«Наверно, — ревниво перешептывались