возможности ему устроиться у нас на работу шофером. И спрашивала: не могла бы моя матушка ему здесь сразу же какую-нибудь невесту найти? А то Васька там избегался, а ежели в город попадет, то и совсем пропасть может: городские девки и бабы замордуют его окончательно. Так прямо и написала. Мне, понятно, смешно все это было читать, Ваську этого я и в глаза не видел. А уж то, что Вадим Семенович дочку выдать замуж никак не может, мы в бригаде все знали. А она ведь и техникум лесной закончила, по деревообработке. Сейчас она на мебельном работает… Однажды мы приехали за шифером, а Вадим Семенович нам говорит полушутя: «Не привезли жениха, проходимцы?» Вот я ему и скажи в тот раз, тоже с шуткой: парень один, говорю, приехал из нашей деревни, после армии шоферить начал, видел в городе Ольгу, она понравилась ему. Как, говорю, быть, Вадим Семенович? Думал я, он отшутится тоже: что я перед ним? Мальчишка. А он так и вцепился в меня: приходи, говорит, в гости с ним! Как ни встретит меня: когда же в гости придете? А тут и Васька нагрянул к нам из деревни. Не предупредил, ночью приехал — и прямо к матери: «Мария Евдокимовна, вы, говорит, командуете женщинами-малярами, я, говорит, заживаться у вас не хочу, в общежитие, говорит, тоже не хочу. Извелся я, Мария Евдокимовна, до самой доски. Мне бы только жениться, а то я и не знаю, что с собой делать».
Матушку мою вы, понятно, знаете, — продолжал Гриша, — она вашу поликлинику отделывала. Сто сорок шесть женщин сейчас у нее. На доску Почета ее и в прошлом году перед маем повесили. Она строгая, у нее все бабы по струнке ходят, но она добрая. «Ладно, — сказала, — Василий, сделаем тебе смотрины. Только ты сначала устройся на работу. Пропишем тебя в общежитии, а жить будешь у меня пока. Как начнешь работать, так и невеста будет». А я ему утром говорю: «Васька, пошли сегодня в гости к одному человеку. Дочка у него — во!..»
Знаете, доктор, мне просто весело было. У Васьки костюм есть выходной. Нарядились мы с ним после работы. Я и забыл предупредить по телефону Вадима Семеновича. Нагрянули к нему. И что ж вы думаете? На пятый день Васька женился. Вадим Семенович выбил для себя однокомнатную квартиру, двухкомнатную свою оставил молодым, а для меня он теперь не только шифер, а и шиферные гвозди в любой момент достанет. Шиферный-то завод тоже по разнарядке получает гвозди, понимаете? Ежели какие-то особые далекие заказчики по разнарядке получают от них шифер, то непременно завод должен в комплекте и гвозди представить. И на складе гвозди завсегда лежат. И Вадим Семенович хоть сию минуту все отпустит. Никто не получит: нету — и все. Хоть сто двадцать бумаг с печатями представляй. А я получу…
2
Врач закурил. Пациент отказался от предложенных «Столичных», закурил свою «Аврору». Пояснил, что, кроме «Авроры» и «Беломора», он ничего не курит, ибо при перемене табака у него почему-то болит голова, начинается кашель.
Врач сидел, закинув ногу на ногу. Взглянув на часы, он подумал, что хорошо сделал, не вызвав на сегодня еще пациентов. И вообще, кажется, день выдался спокойный и даже вроде приятный. Он ожидал, что явится субъект с бегающими глазами, с дрожащими пальцами. Будет то и дело вскрикивать, вскакивать, бегать по кабинету, обвиняя какого-то Сидорова или Сидорову, жену или детей. В письме-заявке на прием Григорий Седых написал так:
«Прошу принять меня на прием в любой день и в любое время и выслушать для взаимодействия, так как я один никак не могу определиться в жизни при новом шаге в нее, а соседи, товарищи и даже родная матушка твердого совета дать мне не смогут, а мне надо узнать только о том, каким образом сделаться в жизни более спокойным и угрюмым человеком».
Врач несколько раз прочел просьбу, суть ее не усвоил. Теперь, слушая пациента, он порой стискивал зубы, гасил улыбку. Но чего именно хочет этот симпатичный и вроде бы откровенный парень, понять не мог. Он привык к тому, что с первых же слов пациента улавливал что к чему и начинал мысленно готовить совет. Тем более первую беседу он всегда записывал на магнитофон. Потом прослушивал ее, размышлял. И теперь магнитофон был включен.
Врачу Помяткову было двадцать девять лет. Он знал два иностранных языка, английский и немецкий, бывал за границей, слушал там лекции знаменитых профессоров по психоанализу. Был кандидатом наук. Сюда, в молодой промышленный город, он приехал на три года. Он работал над диссертацией на тему «Психологическая несовместимость как явление социальной апробации».
Седых рассказал, как он через Вадима Семеновича познакомился с мастером бетонного и растворного узлов. Оказалось, этот мастер Беляков живет в соседнем доме. Но Гриша как-то не замечал Белякова.
— Он невидный такой из себя, знаете, меньше меня ростом. И хоть дождь на дворе, хоть солнце, Беляков в плаще ходит, и капюшон всегда поднят. На работе он крикливый, но дома тихий. Знаете, жена держит его сурово. А он любит выпить. Пьяным не бывает, его уважают, но выпить любит. А где ему, бедному, взять? Он до получки и перехватывает, знаете, по трешке, по пятерке — в получку рассчитается со всеми. Я ему всегда даю. У нас телефон в квартире, для матушки поставили — ее, бывает, и среди ночи на объекты с постели подымают. Вот Беляков позвонит, попадет на меня и скажет: «Гриша, пять надо». Я ему и вынесу. А через Василия этого самого, которого я, выходит, женил, шоферня, то же самое, всегда у меня под рукой. Другой прораб бьется, бьется — просит, скажем, пару самосвалов на ночь или на вечер. А машины все распределены, начальство ничего поделать не может. А я, знаете, хоть вот сейчас позвоню — и машина будет. Понимаете? И всюду так. Ольга-то у Василия на мебельном работает. Вот поднялся шум: нет обрезной сороковки на полы! Нет шпунтовой! Лесозавод на ремонте, пилы полетели, вал какой-то лопнул. Мастер наш, Сафонов, бежит к нам в бригаду, он институт кончил: «Гриша, добудь на мебельном кубов шесть обрезной, а то ведь горим!» Я на мебельный — так и так; ежели на месте у них нет, сейчас махнем на ихнюю базу в Волицкое, а там завсегда лесоматериалы в запасе. И какой предмет надо достать —
