Онегин многократно проигрывал в голове сценарии уже произошедшего разговора со Строгановым. Вот он сообщает, что не станет жениться. Барон краснеет, потом бледнеет и разражается бранью. Хотя нет, такой человек не стал бы браниться, не выдал бы своих эмоций. Скорее, сохранил бы хладнокровие. Но о его чувствах Евгений узнал бы, как только ему перестали бы присылать приглашения в гости и на праздники, как только начали бы отказывать от домов и сообщали, что не желают видеть. Строганов не простил бы ему обиды дочери. А если бы стало известно о самом споре? Какой же он глупец, что поддался на провокацию! Модесту нечего было терять, он и так не шибко блистал в свете. А он сам? Как он мог так подставиться?

За окном сплошной стеной стоял дождь, навевая грусть и уныние. Евгений медленно вышагивал между секретером и окном, лихорадочно прикидывая, что предпринять. В памяти всплыл робкий и неуклюжий юноша с альбомом и карандашом, вечно жмущийся по углам на праздниках и приемах. Дмитрий Бакунин, сын князя Бакунина от первого брака. Застенчивый, почти пугливый, предпочитающий рисовать, а не общаться с людьми. Онегин не мог сказать, интересуется ли Дмитрий хоть какой-нибудь барышней, но наверняка в его альбоме найдутся портреты всех светских красавиц. Евгений хмыкнул и сел писать письмо, уже решив, как это можно использовать.

– Никогда бы не подумал, что сам создам себе соперника, – довольно улыбнулся он, еще раз перечитывая несколько строк, написанных левой рукой.

«Милостивый государь, исключительно из соображений любви и уважения хочу сообщить, что ваш сын Дмитрий Бакунин самым неприличным образом заглядывается на вашу молодую супругу Светлану. Неженатый молодой человек и молодая красавица – это слишком опасное соседство. Если ваша супруга и демонстрирует вам верность и преданность, то со временем может случиться непредвиденное. Надеюсь, что вы примете все надлежащие меры».

Письмо отправилось к адресату в конверте без подписи и обратного адреса.

Князь Бакунин был хорошо известен своей безумной ревностью. Неудивительно, ведь его вторая супруга была молода и хороша собой. Онегин рассудил, что стоит только намекнуть, а все остальное князь раздует сам. Посмотрит в альбом сына для рисования и наверняка найдет там портрет жены. Художники вечно рисовали все, что видят, а мачеху он видел чаще остальных дам. Этого хватит для ревности.

Сына давно пришла пора женить, и, если верить Алине, которая знала все светские сплетни, Бакунин планировал женить его на Лизавете Строгановой. Вот пусть и велит свататься, пока не объявили помолвку с Евгением, иначе сам этот увалень никогда не решится. Онегин еще немного подумал и решил добавить в интригу романтики. Он заказал цветов. Каждую субботу Лизавете станут приносить букеты от неизвестного поклонника. Он сам будет отнекиваться, а она теряться в догадках. Пусть подумает на Бакунина. Люди так глупы и себялюбивы! Стоит только их немного подтолкнуть, а остальное они придумают сами.

«А если не получится? – засомневался он. Впрочем, ответ нашелся сразу. – Да и пусть, придумаю что-нибудь другое».

Мимоходом Онегина даже посетила мысль, что из-за его письма молодая жена Бакунина получит сотню придирок и подозрений в свой адрес, но она же сразу выветрилась из его головы как неважная.

Глава 5

– Крепче перевязывай! Ну же, я держу! – Глаза девушки сверкнули в полумраке, и в зрачках отразилось заходящее солнце. – Чтобы не рассыпался и не утонул.

Светловолосая голубоглазая Ольга Ларина надула щеки, сдавливая в руке стебли цветов и трав. Слегка курносый носик и пухлые губки делали ее почти красавицей, особенно если, как сейчас, волосы спадали на лицо пушистыми прядями, глаза сияли, а на лице играл яркий румянец. Стройная, порывистая, с тонкими запястьями и слегка жеманными манерами, она походила на капризную куколку. Взволнованность и ожидание чуда придавали ей еще большего очарования.

Вторая девушка, с темно русыми волосами, светло-карими, орехового оттенка глазами, прямым, аккуратным носиком и четко очерченными губами, пожалуй чересчур бледная и не столь яркая внешне, подняла на сестру растерянный взгляд. Каждая ее черта не имела изъяна, но все вместе они не сложились в лицо, которое хотелось назвать красивым. Однако серьезность, сосредоточенность и какая-то отчужденность придавали ей таинственности и тем притягивали внимание. В ее облике читались простота и спокойствие. Даже волнение проявлялось иначе, чем у сестры: на лбу выступили капельки пота, прядки волос прилипли к вискам, а глаза блестели лихорадочно, болезненно. Татьяна осторожно, но сильно потянула за два конца свитой из травы веревочки.

– Красивый венок, – признала Ольга, расправляя белые лепестки и еще раз проверяя его на прочность. – Теперь давай твой.

Сестры принялись перевязывать второй венок. Два белых длинных платья светлыми пятнами выделялись меж деревьев. Их окружал густой ночной лес. Он шелестел листвой, пугал странными звуками и разбрасывал жутковатые таинственные тени. Солнце, полыхавшее с утра жарким раскаленным блином, коснулось края озера и, залюбовавшись своим отражением в зеркальной глади, готовилось зайти. С ближайшей поляны уже доносился гомон и смех ребят, которые разжигали костры.

Считалось, что в ночь на Ивана Купалу нечисть выбирается из озер и рек, подстерегает за углом и обещает исполнение любого желания в обмен на душу. От страха и предвкушения неведомого воздух становился гуще, по коже ползли мурашки.

– Нянюшка говорит, если в венок рыбьи пузыри всунуть, между стеблями, то он точно не потонет и до милого доплывет. – Оленька заправила за ухо упавшие на лицо локоны. – Она и пузырей нам приготовила. В оба венка хватит.

– И какое же гадание с такой хитростью? – удивилась Татьяна и помотала головой. – Твой венок поплывет потому, что ты уловкой воспользовалась. Это фокус, а не гадание. Ты венок со своей головы в дар озеру отдаешь, оно тебе правду открывает, где твой милый и выйдешь ли ты замуж в этом году. А если его обмануть, так и оно правды не скажет. Да и ты сама будешь знать, что не озеро твою судьбу решает, а обманка.

– А мне без разницы, я сама или судьба. Главное, чтобы венок поплыл далеко да быстро, в сторону дома Владимира, и свечки не потухли. –