Ольга тряхнула свой венок и, убедившись, что с него осыпаются лишь мелкие травинки, надела себе на голову.
– До чего же ты хороша, Оленька! – улыбнулась Татьяна, глядя на сестру. – Милая, красивая, добрая. Зря волнуешься. Никакие рыбьи пузыри тебе не нужны. Ленский любит тебя, а ваша свадьба – дело решенное. На Рождество Святой Богородицы помолвку объявите.
– А вдруг не он мой суженый? – Ольга закусила губу и уставилась на сестру округлившимися глазами, сама испугавшись подобного предположения.
– А кто же? – изумилась Татьяна. – Ты ведь его любишь? Ты же любишь Владимира?
– Люблю, – кивнула сестра.
– Ну вот. Да больше и некому твоим суженым быть, – развела руками Татьяна, предлагая посмотреть вокруг.
– Вот то-то и оно. Из кавалеров в нашей деревне только младший Пустяков, – негромко пробормотала Ольга и хмыкнула, а после мечтательно добавила: – Найти бы папоротник, загадать желание – и все бы в жизни сразу сбылось.
Она глубоко вздохнула, взяла из рук Татьяны венок, осторожно надела ей на голову и, поправляя, быстро заговорила:
– Мне Фроська рассказывала, девчонка Зотовых из дальней деревни. Помнишь, они еще к маменьке за сеном приезжали в прошлом году? Фроська, она горничная у Анны Прокофьевны. Вот она говорит, что хозяйка как раз в прошлом году нашла цветок папоротника.
– Как это? – обомлела Татьяна и быстро-быстро заморгала. – На самом деле нашла?
– Ага! Она сама ей призналась, – кивнула Ольга. – А Фроська все мне пересказала. Ну не мне… – Она слегка замялась. – С нашей Марусей они болтали, а у меня окно открытое было, и я все-все слышала.
– И что? Как нашла? – Татьяна забыла и про венок на голове, и про озеро, напоминающее о себе тихим плеском. Она желала узнать про огненный цветок папоротника.
– Барыня ей подробно-преподробно рассказала все, – Оленька закатила глаза, – что помнит. Потому как когда все случилось, не совсем в себе была. Тоже дело на Ивана Купалу было, но это понятно. Анна Прокофьевна, конечно, венков не плела и через костер прыгать не собиралась, просто хотела на веселье посмотреть. По словам Фроси, у нее все равно бессонница, и она часто просто в окошко по полночи глядит, никакие капли ей не помогают.
– Оля, про папоротник рассказывай! – не выдержала Татьяна. С полыхающими бешеным огнем глазами и бледная, даже губы побелели, она казалась привидением посреди леса.
– Рассказываю-рассказываю, – хихикнула Оленька и поправила на сестре платье, огладила по плечам. – Совсем нетерпеливая ты. Значит, Фрося говорит, что Анна Прокофьевна помнит, как беседовала с кем-то у озера, а потом в один миг как будто свет выключили, а когда включили заново, она уже по темному лесу брела. Ноги утопали во мху, но ни одна палочка не треснула. Ни единого звука. Ветки деревьев и кустов по телу царапали, а она не чувствовала ни боли, ничего. Луна светила вроде яркая, на небе ни тучки, но только в верхушках деревьев свет запутался, и шла она в кромешной тьме. Сердце от страха замирало и стучало гулко. И ей чудилось, будто от его ударов она даже телом содрогается. Она не понимала, куда идет и зачем. Только остановиться не могла. И направлялась специально туда, где темнее, будто сама такую дорогу выбирала или тащил ее кто-то во тьму. Уже и не видела ничего, только руками щупала, а остановиться не могла.
– Ой! – тихо выдохнула Татьяна.
– Да-да, – подтвердила Оленька. – А потом прямо под ее ногами ка-а-ак что-то треснет! Не как обычная ветка, а как что-то большое и стеклянное. И звук этот эхом прокатился по всему лесу.
Татьяна слушала сестру, застыв каменным изваянием. Совсем побледнела, глаза широко распахнулись, а руки подрагивали от волнения.
– Так и бывает. Папоротник с треском открывается, как из-под земли прорезается, – бескровными губами прошептала она.
– Да. Зотова тоже так сказала, – кивнула Оленька. – В первый миг она подумала, это земля разверзлась и что полетит она сейчас в пропасть. Все это понимала, а пошевелиться не могла. Потом по глазам алым полыхнуло, всю темень красным светом залило, ослепило. И вмиг исчезло, как будто в малюсенький огонечек втянулось. В темноте Анна Прокофьевна увидела красную точку. Тут же бухнулась на колени и принялась свое желание шептать. Семь раз, как положено, прошептала. Хотя вроде и не считала, просто говорила и говорила, и когда в седьмой раз произнесла, точно знала, что это семь раз. Она ничего не видела кроме этого огонечка.
Ольга шептала быстро-быстро, на одном дыхании, не моргала, только в глаза сестре смотрела и за руки ее держала. Татьяна и вовсе стояла ни жива ни мертва, дышала тяжело и медленно.
– Ничего Зотова не понимала, все по наитию делала. Только когда желание свое огонечку рассказала, перед ней распустился большой и красивый алый цветок. Лепесточки нежные, каждую прожилку видно. Дрожит и будто звенит тихонько. Тут она немного очнулась. В лесу тоже посветлело. Тогда только она все рассмотреть сумела: и листья папоротника, и кусты непроходимые вокруг, и мох под ногами, и деревья высоченные. Говорит, будто и не наш лес. Мест она не узнала. Медленно прочь побрела, как-то на поляну вышла, там уже костры тушат, расходиться собираются.
Девушки восторженно уставились друг на друга. Каждая видела в глазах сестры красный огонек папоротника. Обе представляли, как нашли огненный цветок.
– Вот бы желание загадать, – прошептала Ольга.
– Вот бы цветок увидеть, – вторила ей Татьяна. Закусив нижнюю губу, она размышляла о помещице из дальней деревни. – Значит, она не сразу увидела, что цветок на папоротнике расцвел. Ее маленький огонек манил.
– Да, потом только, когда уже загадала и цветок раскрылся, – подтвердила Ольга. – И желание, Татьяна, желание у нее исполнилось! Она и рассказала все Фросе потому, что та у нее спросила.
– Про цветок спросила? – просияла Татьяна.
– Да нет же, про желание! Анна Прокофьевна болела сильно. Ей даже врач сообщил, что сделать ничего нельзя. Зиму она не переживет. Сердце не выдержит, разорвется. Она и ходит-то с трудом, задыхается, устает сразу, – перечислила Ольга.
– А за папоротником по лесу бежала, не задыхалась? – недоверчиво прищурилась Татьяна и тут же опомнилась: – Ой, нехорошо так говорить! – и робко добавила: – Наверное, ей папоротник сил и придал?
– Наверное, – не стала спорить сестра. – Она в беспамятстве по лесу бегала. Чувствовала, наверное, что-то. Ты дальше слушай! – потребовала Ольга внимания. – В общем, Зотова сильно болеет. Ну и по виду понятно, что ей нездоровится: глаза мутные, дышит тяжело и всякое такое. А тут, по словам Фроси, похорошела хозяйка, бодрая да румяная стала. Ну она и спросила: «Вы, барыня, здоровой выглядите – наверное, молились хорошо и Господь