Я надеваю резиновые сапоги, и мы выходим в сад. Мы с Полли неплохо потрудились тут днем. При свете дня все выглядело совсем неинтересно, но благодаря гирляндам, которые мы развесили по забору и обмотали вокруг голой маминой яблони, сад празднично сияет. Папа развел огонь в металлическом баке, в котором обычно сжигает обрезанные ветки и листву, а на веранду принес удлинитель из сарая и включил акустическую колонку. Но как запускать музыку, он не знает, так что рядом на пледе для пикника сидят Полли с Рози, скрестив ноги по-турецки, и вместе с Тедом составляют плейлист на телефоне Полли. К несчастью для них, у Теда длинный список музыкальных запросов, так что им приходится чередовать детские песенки со своими любимыми. Билли Айлиш, переходящая в музыку из детских мультиков, – то еще сочетание. О том, что мне больше нравится последний вариант, я Полли не говорю.

Тед бежит ко мне и обхватывает руками за ноги:

– Тетя Бет, покажи смешной танец!

– Ни за что. – Тед тут же куксится, и я обещаю: – Но обязательно покажу позже.

Остается только молиться, что потом он забудет.

Джори легонько подталкивает меня плечом.

– Фахитос, зимнее пальто, смешные танцы… Мне уже кажется, что я совсем тебя не знаю.

– Ну-у-у… Я бы сказала, ты знаешь меня достаточно хорошо. Полли! – окликаю я. – Можно оставить Теда с тобой ненадолго?

Он идет к сестре и собирается сесть к ней на колени, перечисляя новые детские песенки, которые хочет услышать. Она показывает мне большой палец, и я тяну Джори за собой, подальше от импровизированного танцпола. Последнее, что я слышу, – она обещает поставить ему песенку из «Свинки Пеппы» сразу после Дрейка. Я увожу Джори за яблоню, к той стороне дома, где музыка потише.

– Вот блин. Надо было захватить нам вина.

– Мне принести? – указывает на дом он.

– Нет! – возражаю я с удивившей нас обоих решимостью. – Извини. Просто если ты сейчас пойдешь в дом, то тебя перехватит или Мэри, или Альберт, или мама, или соседская собака, а потом Полли скажет мне, что Тед хочет в туалет. Найдется что-то, что помешает нам поговорить. Забудем про вино. Все равно скоро пойдем к остальным.

– Хорошо, тогда давай поговорим. – Он садится на бордюр высокой грядки, которую построил папа, и я сажусь рядом.

– Даже не знаю, с чего начать.

Джори разглядывает свои кеды. «Конверс», тот же бренд, что и всегда.

– Я прочитал твою записку. Сэди положила ее в сумку с остальными вещами, хотя я даже не спрашивал, взяла ли она ее.

– Блин. Она ее все-таки увидела. Мне очень жаль, прости, что это повлияло на ваше расставание.

– Я бы на твоем месте не очень расстраивался. Мы бы все равно расстались.

– Правда?

– Ох, Бет. Бет, Бет, Бет, Бет… – Он хлопает себя по лбу с каждым новым «Бет», а потом поворачивается ко мне и кладет руку рядом с моей так, что наши мизинцы соприкасаются. – Эти отношения были обречены с того момента, как она поняла, что мне симпатична другая.

Я смеюсь.

– Прости, знаю, разговор серьезный, просто ты сказал «симпатична» – и мне сразу вспомнились те дни, когда мы в школьном автобусе слушали твой плеер и говорили о своих симпатиях.

– Это ты говорила. – Джори отводит взгляд в сторону дома. – А я терпеть не мог, когда ты перечисляла тех, кто тебе нравится в автобусе.

– Что? Не может быть. Ты же тоже мне говорил! Начиная с той же Кимберли Уильямс.

– Мне никогда не нравилась Кимберли Уильямс, – качает головой Джори. – Не по-настоящему. То есть она была ничего, но в целом мне было все равно. Я просто так сказал, чтобы разговор не стал монологом о твоих симпатиях. А у тебя список был внушительный.

– Мне же было лет тринадцать или около того. Конечно, список тот еще.

– Ну а у меня было не так. Мне просто нравилась ты.

Я неожиданно очень остро ощущаю прикосновение его мизинца к своему, будто между ними какой-то невидимый заряд.

– Ты мне никогда не говорил.

– Я пытался. Несколько раз пытался. Но ты так явно поместила меня во френдзону, что это казалось бессмысленным. А потом ты сказала кому-то, что относишься ко мне как к брату, и я вовсе отказался от идеи признаться. Когда мы стали старше, пару раз я думал, что, может, твои чувства изменились, но, будем честны, обычно это происходило после пары бокалов вина или с горя после очередного расставания. Знаю, мы шутили о зиме 2015 года, но после того, что случилось – ну или почти случилось, – мы оба предельно ясно высказались, что этого не должно было произойти, и я ужасно боялся вообще заговорить на эту тему. Я не хотел потерять тебя как друга. Это было важнее всего остального.

– Я тоже не хотела тебя потерять.

Теперь мы сидим так близко, насколько это возможно, но все еще не смотрим друг на друга. Я смотрю на луну.

– Я никогда не знал, что ты чувствуешь, – тихо произносит Джори. – Это больше утверждение, а не вопрос, но, мне кажется, оно заслуживает ответа.

– Так спроси меня. Спроси сейчас, что я чувствую.

Он качает головой.

– Не могу.

Я кладу голову ему на плечо.

– Что ж, тогда придется дать тебе подсказку. Что бы ты сказал, если бы узнал, что я проверяла твою страничку в соцсетях каждый день и что фото Сэди в твоем пальто было как ножом по сердцу?

Он наклоняется ко мне, касаясь виском моей макушки.

– Я бы сказал, что ты слетела с катушек.

– А что бы ты сказал на то, что, стоило мне решить, будто ты проигнорировал мою записку и выбрал Сэди, а не меня, я пыталась почувствовать что-то к Грегу, но, когда он передал мне горячий шоколад и наши пальцы соприкоснулись, я не ощутила вообще ничего?

– Я бы сказал, что мне невыносима сама мысль о том, что он тебя коснулся.

Я смеюсь.

– Джор, до аварии я ходила на свидания. Наряжалась, красилась, и иногда даже собеседник оказывался милым. Не всегда – не будем забывать того парня, который сказал, что ему двадцать девять, когда ему явно было около пятидесяти.

– Или того, кто отправил тебе дикпик, когда вы еще ужинали.

– Или его. Но, даже когда они подходили по всем параметрам, все равно чего-то не хватало. И я сейчас не про физические недостатки.

Джори