Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 97

Складывая платье обратно в коробку, я пытаюсь побыстрее сообразить, как ответить на этот вопрос. Правда в том, что я начала шить это платье задолго до того, как познакомилась с Энсоном. Единственное, что меня серьезно беспокоило тогда – это желание заявить о себе матери. Хотя во мне жила мечта о ком-то вроде Энсона. О прекрасном принце – добром, храбром и красивом. О таком, каким был английский возлюбленный тетушки Лилу.

– Да, – отвечаю я наконец. – Я сшила его для свадьбы с Энсоном.

Тия вскидывает на меня сияющие глаза:

– Жду не дождусь, когда он увидит тебя в нем! Ты будешь самой прекрасной невестой во все времена!

Я сглатываю стеснивший горло ком, удивленная той глубокой привязанностью, что появилась у меня к этой девочке.

– А ты будешь прекраснейшей подружкой невесты. Какого цвета ты бы хотела себе платье?

– Голубое, – отвечает она не задумываясь. – Мамочке всегда нравилось видеть меня в голубом. Она говорила, этот цвет подчеркивает мои глаза. У меня было голубое платье несколько лет назад, с красивыми пышными рукавами, но оно мне больше не подходит. И ни одно из моих нарядных платьев мне уже не впору. Но папа говорит, что это дурно – мечтать о новой одежде, в то время как наши юноши обходятся без нее. Дескать, мы должны нести свою ношу в этой войне.

Убирая обратно платье и возвращая свою коробку в шкаф, я едва сдерживаюсь, чтобы не выказать взглядом злость. Я уже много раз слышала эту мантру Оуэна и теперь прекрасно понимаю, для чего она ему нужна: это его способ заставлять ходить по струнке свою дочь. И все же, окидывая взглядом бесформенный джемпер и чересчур узкую юбку Тии, я начинаю вынашивать идею, как ей помочь, ничуть не обделяя при этом американских воинов. Однако я не стану ничего ей говорить, пока не обсужу это с ее отцом.

Когда Оуэн, откуда-то вернувшись поздним вечером домой, обнаруживает, что я дожидаюсь его в библиотеке, это вызывает в нем одновременно удивление и раздражение. Я сижу на диване с кремовой обивкой, делая вид, будто читаю позаимствованную у него книгу. В этот момент мне становится совсем не по себе: я переживаю о том, как сейчас выгляжу, как скрещены мои ноги, чем заняты руки. Однако мистер Перселл, зайдя сюда, чтобы налить себе выпить, притворяется, будто не видит меня в упор.

Я молча наблюдаю, как он бросает в стакан пару кубиков льда, потом вливает туда немного янтарной жидкости, и в этот момент я непроизвольно начинаю гадать, откуда у него в ведерке лед. По всей вероятности, позаботилась Белинда. Но у самого Оуэна появление льда в библиотеке никакого удивления не вызывает. Он, видимо, привык, что все происходит именно так, как он этого ожидает. Вот почему я ему не нравлюсь – потому что я совсем не такая невеста, какую он хотел бы для своего сына.

Наконец он разворачивается, неуклюже опираясь на больную ногу. Я сразу закрываю книгу и молча жду, когда он сделает глоток из стакана. В конце концов он вперивается в меня своим леденящим взглядом:

– Что задержало вас здесь в такое позднее время, мисс Руссель?

Я здесь уже больше двух недель, а он все так же избегает называть меня по имени, как будто наше знакомство слишком мимолетно.

– Я надеялась поговорить с вами о Синтии… точнее, о ее гардеробе.

– О ее гардеробе?

– Видите ли, девочки сильно отличаются от мальчиков.

– Что вы говорите!

В его тоне нет ни намека на юмор, и все же я решительно продолжаю говорить, нацелившись высказать свою точку зрения:

– В некотором возрасте девочки начинают сравнивать себя с подругами. Им становится важно, как они выглядят, что они носят. Их беспокоит, как на них сидит одежда. Синтия сейчас как раз в таком возрасте.

– В гардеробе моей дочери нет ничего плохого.

– Он не плохой, нет. Просто он немного… невзрачный. И ее вещи не сидят на ней так, как бы того хотелось.

– С тех пор как началась война, нам всем приходится без очень многого обходиться. Экономить бензин, растительное масло. Не хватает даже бумаги: когда все мужчины отправились воевать, некому стало валить деревья. Это вопрос самопожертвования ради своей страны.

Я пристально смотрю на него, глубоко задетая этими банальностями. С моей точки зрения, Перселлы как раз мало чего лишились в сравнении с жителями Франции или Англии. Еще ни одна бомба не упала сюда, на американскую землю. Здесь нет захваченных или разграбленных лавок, салонов и ресторанов. Здесь тупые солдафоны не разоряют магазинные полки. Да, это, конечно, правда, что их мужчины отправились воевать за океан против нацистов, и это действительно великое самопожертвование с их стороны, – но это далеко не то же самое.

– Там, откуда я родом, мистер Перселл, очень хорошо известно, что такое потери и самопожертвование. Мы узнали это с того самого дня, как гитлеровцы вошли в Париж и развесили по всему городу свою свастику.

Он холодно смотрит на меня, и в его глазах я вижу некоторую тень удивления. Он явно не привык, чтобы кто-то ему прекословил – а уж тем более двадцатилетняя девчонка-белошвейка без единого су за душой.

– Какая удача, что мой сын в один прекрасный день явился вам на помощь.

Я кротко улыбаюсь, делая вид, будто не замечаю этой шпильки.

– Да, мне повезло. И не только в том, что мы познакомились с Энсоном и полюбили друг друга, но также и в том, что вы оказались так добры, что приняли меня в своем доме. На самом деле я много размышляла, как бы я могла отплатить вам за это великодушие. И вот я подумала: может быть, я могла бы сшить несколько новых платьев для Синтии? Она такая хорошенькая девочка, и пара новых платьев для нее были бы более чем кстати.

Оуэн прищуривается, словно пытается распознать в моем предложении некий подвох.

– Это она вас подговорила, да?

– Нет, это целиком моя идея. Она даже не знает о моем намерении. Но я хотела сначала получить ваше одобрение, прежде чем говорить ей что-либо.

Он снова подносит ко рту напиток, продолжая изучать меня взглядом.

– Гардероб моей дочери идеально подходит духу времени, мисс Руссель. Он добротен и прочен.

«И ужасен», – добавляю я про себя.

– На самом деле, из многих своих платьев она просто выросла. Синтия ничего вам об этом не говорила, поскольку ей не хотелось показаться эгоистичной. Она понимает, что вещей и средств сейчас не хватает и что в первую очередь следует думать о военных нуждах. Однако у меня есть одна идея.

Оуэн поворачивает стакан, побрякивая кубиками льда и явно выказывая нетерпение.

– Какая же?

– Когда в Париж пришли нацисты, они прокатились по магазинам, точно стая саранчи, расхватывая еду, одежду, обувь, даже книги, пока не остались только голые полки. А потом ввели нормирование и карточки. Новую одежду взять было негде и сшить тоже не из чего. Но мы к этому приспособились. К тому времени, как я уехала из Парижа, наши женщины нередко распарывали оставшиеся после мужей костюмы, чтобы сшить себе одежду. Вот я и подумала: вдруг у вас в доме есть какая-то старая одежда – может быть, что-то, оставшееся после матери, – я могла бы перешить их для Синтии.

– В этом нет необходимости. Моя секретарша…

– Всего-то пару вещиц, – не отступаю я. – Пожалуйста! Ей будет так приятно, если у нее останется что-то из вещей матери – хотя бы даже на память!

Оуэн опускает свой стакан, и на мгновение кажется, будто лицо его смягчилось.

– В гардеробной у Лидии осталась кое-какая одежда. Думаю, вы можете взять оттуда пару-тройку платьев. Но не больше. И чтобы ничего слишком вычурного или взрослого. Ей всего одиннадцать.

– Да, разумеется, – уверяю я, с трудом подавляя улыбку, чтобы не выказать свое торжество.

По крайней мере, в этом раунде я победила. Хотя в том, что я сейчас сказала Оуэну, я нисколько не кривила душой. Я действительно хочу выразить ему свою благодарность, а также занять себя чем-то полезным до возвращения Энсона. А еще я смогу снова шить. Только не свадебные платья, призванные гарантировать счастливый финал, а девчоночьи наряды, которые, возможно, всем нам принесут какое-то счастливое начало.

Глава 27

Солин

Для новичка la magie может оказаться изнуряющей, напрочь лишающей сил.

Перед тем как взяться за Дело, начинающей колдунье необходимо

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 97