– Ваше величество, – позвал один из младших братьев Ёнсан-гуна. Голос у него дрожал. – Сегодня невыносимая жара. Прошу, подумайте о своём здоровье, не позволяйте себе переутомиться. В такую погоду нельзя долго…

– Тихо, – приказал ван.

Все замерли.

Ёнсан-гун гордо восседал на коне. Он вытянул руку перед собой, призывая охотников к тишине. Листья шуршали; хрустели ветви. Из тени деревьев показались самка оленя с детёнышем, вышедшие попить воды у ручья.

Тэхён почти физически ощущал холод, исходящий от ледяной ухмылки вана – такой же, с какой Ёнсан-гун смотрел на труп наложницы Чон, женщины, принявшей Тэхёна как родное дитя. До сих пор перед глазами стояла эта картина: неподвижное тело, мешок на голове; жизнь, вытекшая струёй крови.

На лбу юноши выступил пот, и он сказал себе: «Не думай об этом. Отгони воспоминания».

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он натянуто улыбнулся и посмотрел на вана. Тот уже поднял лук и нацелил стрелу на самку оленя. Она подняла голову, словно что-то почувствовала, и её уши дрогнули. В следующую секунду они вместе с детёнышем пустились прочь.

«Беги,– умоляла наложница Чон накануне кровавой чистки Ёнсан-гуна.– Ван убьёт нас всех…»

Стрела просвистела в воздухе и попала в цель с жутким глухим звуком. Самка оленя замертво рухнула на землю, не издав ни звука..

«Улыбайся», – напомнил себе Тэхён.

Его губы сложились в тугую дугу. Ударили в барабаны – их боем всегда отмечали блестящие выстрелы вана на охоте. Осиротевший оленёнок в страхе умчался в чащу.

– Прекрасный день для охоты! – объявил Ёнсан-гун, сияя. – Не так ли?

– Да, ваше величество, – ответили ему хором. – Просто великолепный.

Все покорно склонили головы, сгорбившись под весом унизительных табличек, которые ван вынудил носить всех без исключения чиновников. Они всегда висели у них на шее и гласили:

РОТ – ЭТО ДВЕРЬ, ПРОПУСКАЮЩАЯ БЕДУ.

ЯЗЫК – ЭТО МЕЧ, ОТРУБАЮЩИЙ ГОЛОВУ.

ТЕЛО БУДЕТ В ПОКОЕ,

ПОКУДА СОМКНУТЫ ГУБЫ

И СПРЯТАН ЯЗЫК ГЛУБОКО.

Ван развёл руки в стороны, и шёлковые рукава раздулись на лёгком ветру.

– Братья мои! – воскликнул он, оборачиваясь к всадникам, и в его здоровом глазу блеснула задорная искорка. – Я в превосходном настроении! Развлечёмся игрой, что скажете?

Тэхён стиснул поводья, собираясь с духом.

– Приготовьте луки и стрелы, – объявил Ёнсан-гун, и на его лице появился хищный оскал. – Любой, кто вернётся к закату без добычи, будет казнён. Да начнётся охота!

3

Исыль

Рваные облака плыли по синему небу, и тростниковое поле звенело вокруг меня, застывшей среди стеблей. Я смотрела на мёртвое тело, прикрывая нос рукавом. Сложно сказать, сколько ему было лет: пятьдесят или пятнадцать – так сильно осунулось лицо. Кожа натянулась на костях от изнуряющего голода, чёрные космы ниспадали на плечи.

Я огляделась, гадая, сколько у меня времени. Хорошо бы Вонсик как можно дольше говорил со старейшиной. Я отломала стебель тростника и убрала им волосы с лица жертвы. Причина смерти была ясна: ему перерезали горло. Как и у предыдущих жертв, на груди лежал красный цветок; на одеждах убийца вывел грозное послание кровью:

Ваше величество, вы считаете себя умным,

но на самом деле глупец.

Глупец, танцующий с наложницами,

пока его народ голодает.

Вы и ваши почитатели падёте;

это лишь вопрос времени.

Каждый мой удар верен, как молния.

Горький запах смерти наполнил горячий воздух. Я едва могла дышать и немедленно ушла бы, если бы не твёрдое намерение помочь сестре любым способом. Даже если для этого придётся самой отыскать убийцу.

– Как же мне его найти? – прошептала я себе под нос.

Я сложила стебель тростника вдвое, для прочности, и раздвинула им полы халата на жертве. В левом кулаке у мертвеца было что-то зажато. Между пальцами проглядывал жёлтый блеск. Я отложила походный мешок и поморщилась, потянувшись к трупу. Замерла на мгновение, но всё же собралась с духом и разогнула пальцы один за другим. На мою ладонь выкатились две бусины.

Красная и жёлтая.

Я рассмотрела их поближе. Восковые, гладкие, обе с отверстием посередине. Вдруг за спиной послышались шаги, и я спрятала красную бусину под одежду, чтобы позже изучить её внимательнее. Выпасть она не могла – в дорогу я особенно туго затянула нагрудную повязку.

– Следователи будут недовольны, когда узнают, что старейшина передвинул тело…

Хозяйка гостиницы и охранник шли по тростниковому полю. Увидев меня за высокими стеблями, они умолкли.

Подойдя ближе, Вонсик спросил:

– Как ты здесь оказалась?

– Услышала, куда идти, – ответила я, расправляя плечи.

– А… зачем ты здесь?

– Затем, что я этого хочу.

Он пристально на меня посмотрел, и с его губ слетел тяжёлый вздох.

– В наши дни молодое поколение совсем позабыло о такой добродетели, как уважение к старшим.

– Да ладно вам, – сказала Юль, подталкивая дядю локтем. – Говорите, как старик, хотя вам всего сорок.

Вонсик посмотрел на нас, как на непослушных детей.

– Не время обсуждать мой возраст. Ведите себя тихо, вы обе, и ничего не трогайте.

Я невольно коснулась нагрудной повязки, под которой лежала красная бусина.

– Скажите, а вы почему здесь? Сотрудничаете со следователями?

Он ничего не ответил, но Юль прошептала мне на ухо:

– Дядя работал в Ыйгымбу, вёл дела о государственной измене.

Кровь застыла у меня в жилах. Так называлось Ведомство справедливости и законов, по решению которого казнили моих родителей.

Я отшатнулась и едва не споткнулась о свой походный мешок. Сразу же подобрала его и прижала к груди.

– Когда он оттуда ушёл?

– Два года назад.

– А точнее?

Юль на секунду нахмурилась, но тут же снова расплылась в улыбке.

– Весной.

Напряжение спало. В наш дом вторглись осенью. Значит, Вонсик к этому не причастен.

– Ну же, расскажите ей! О своём самом страшном деле! – попросила Юль, и я порадовалась, что она сменила тему.

Вонсик всё смотрел на тело, не обращая на нас внимания.

Юль ничуть не смутило его молчание.

– Самое жуткое дело из всех, о которых дядя рассказывал, – это Мёртвый сад.

– Мёртвый сад? – любезно поинтересовалась я.

– Дядя Вонсик вёл