Убийца меня больше не интересовал.

Я поднялась, чтобы уйти к себе в комнату, но хозяйка ещё не сказала, где мне можно поселиться. Повернувшись к ней, я заметила дрожащий на ветру листок на деревенской стене.

Заботясь о подданных, ван повелевает оповестить народ о том, что в этих местах появился убийца.

Когда у нас развесили эти листы с обращением правителя, я вышла на улицу их почитать, хотя мне следовало бы оставаться дома. Дочери осуждённых опасно попадаться на глаза солдатам, а в тот день они были повсюду.

Помогите друг другу найти преступника. Если вам что-то известно об убийствах одиннадцати чиновников, включая уважаемого господина Има, сообщите немедленно. На одежде жертв преступник оставляет оскорбительные надписи кровью… Любому, кто предоставит полезные сведения, полагается щедрая награда.

«Щедрая награда», – горько прошептала я.

Тогда эти слова возымели на меня волшебный эффект, и я весь день фантазировала, как одарят мою семью в обмен на «полезные сведения», о жизни за надёжными стенами поместья, как раньше: благоухающий сад, верная прислуга, готовая угодить любому моему капризу… Всё вернётся на круги своя, опять станет размеренным и скучным, и больше всего на свете меня будут тревожить красота ногтей, сияние кожи и будущий жених. Полная надежд, я вернулась в наш глиняный домик с соломенной крышей, но сестра меня отчитала.

Не глупи. Никто нас не спасёт, тем более ван.

Напряжение между нами росло, и два дня спустя она обронила жестокие слова, которые заставили меня стрелой вылететь из хижины.

Я закрыла лицо ладонями, жалея, что не могу повернуть время вспять. О том, что вышла тогда на улицу, что прочитала о «щедрой награде»…

Смутные, неясные мысли вдруг заклубились, как облако, но тут же исчезли. Я нахмурилась, пытаясь ухватиться за ускользавшую нить, но меня отвлекла Юль. Она подбежала к решётчатой двери, за которой не так давно исчез охранник, и громко постучала.

– Дядя Вонсик! Дядя!

Дверь отворилась, и хозяйка сказала тихо, но с жаром:

– Похоже, убийца, которого вы ищете, сразил новую жертву.

Вонсик вышел из комнаты всё в той же соломенной шляпе и расправил широкие плечи. Только тогда я заметила, какой он высокий и мускулистый. Влажный ветерок раздул полы соломенной накидки, открывая взгляду меч в блестящих чёрных ножнах, богато украшенных золотом, и я поняла, что он не простой обыватель.

– Тело перенесли в тростниковое поле, – объяснила Юль. – За ним остался кровавый след, поэтому мы без труда его найдём.

– Сначала надо переговорить со старейшиной. Где он?

– Ёнхо видел его в северной части поля.

В ту минуту я поняла, что делать. Во мне поднялась волна страха, но я стиснула кулаки, вонзив ногти в ладони, и отогнала сомнения. Ван обещал щедрую награду. Если помогу поймать преступника, возможно – как знать? – он вернёт мне сестру, которую я подвела.

Я готова сделать всё, чего желает ван, всё, что угодно, лишь бы ещё раз увидеть Суён.

2

Тэхён

По предсказанию шамана, данному ещё при рождении Тэхёна, в наступившем году юношу ждала смерть. Шаман не назвал ни дня, ни часа, но как бы то ни было, Тэхён пообещал себе не умереть от руки единокровного брата, вана Ёнсан-гуна; он горячо желал обмануть небеса и прожить достаточно долго, чтобы осуществить задуманное.

Государственную измену.

– Тэхён, – обратился Ёнсан-гун к младшему брату. Ван гордо восседал на скакуне и лениво придерживал рукой поводья. – Вчера мне приснился сон.

– Вот как, ваше величество? – отозвался Тэхён, ехавший рядом. – Надеюсь, хороший?

– Ночной кошмар. И я вижу в нём дурное предзнаменование…

Они проезжали через деревню, и их обжигало горячее солнце. Чиновники ворчали и жаловались друг другу, а наложницы вана, имевшие ранг при дворе, обмахивались широкими рукавами, возмущённо хмурясь. Пленённые женщины шли молчаливыми рядами, мрачные от горя. Тэхён смотрел перед собой, на жителей деревни, припавших к земле вдоль дороги и дрожавших всем телом.

Ёнсан-гун покосился на него здоровым глазом. Правый, вечно воспалённый, прикрывала чёрная повязка.

– Мне приснилось, что младший брат похитил мои одежды, расшитые драконами, и воссел на трон ещё при моей жизни. Скажи, желаешь ли ты власти?

Тэхён ответил с невинным изумлением – давно отработанный им приём.

– Что вы, ваше величество! Незаконнорождённый сын не смеет и помыслить о троне.

Отчасти это правда. О троне он не мечтал, и в любом случае внебрачный ребёнок никогда его не добился бы. Но власть ему небезразлична. Такая власть, что позволит изменить жестокую судьбу. Ему не хотелось, чтобы его, как многих других, разорвали на части, забили до смерти или выкопали из могилы и раскрошили скелет, лишив загробной жизни. Он жаждал власти, которая стёрла бы ухмылку с лица Ёнсан-гуна и поставила бы его на колени, как стояли перед ним родные и близкие Тэхёна.

– Вы наш государь, избранный небесами, – раболепно продолжал Тэхён. – Никто не имеет права осуждать волю небес. Пускай в ваших глазах я жалкий червь, всё же я червь благонамеренный.

– Благонамеренный? – повторил ван. – Кто же я для тебя, братишка?

– Повелитель солнца и луны, гор и десяти тысяч рек, – ответил Тэхён так громко, что некоторые жители подняли головы. Несомненно, они видели в нём того же, кем считали его и придворные: подхалима.

– Всё принадлежит вашему величеству, – добавил Тэхён, отводя взгляд.

Ван громко рассмеялся и расправил плечи. Его шёлковые одежды мерцали под солнцем, а золотая шпилька на пучке волос, завязанном на макушке, ярко блестела.

– Ты мой любимый брат, но твоя душа для меня загадка, – сказал он и криво улыбнулся. – Ты плут до мозга костей. Я никогда не знаю, что у тебя на уме и заслуживаешь ли ты доверия. Пожалуй, время покажет, кто ты есть на самом деле и был ли я глупцом, благоволя к тебе.

«Кто я на самом деле? – повторил про себя Тэхён и оглянулся на своего старого друга, стражника Хёкчжина, который нередко задавал ему тот же вопрос. – Куда пропал Тэхён, которого мы знали? Кто это занял его место, такой холодный и словно пустой внутри?»

Тэхён мог назвать точную дату, когда погибла его душа, – два года назад, на двадцатый день третьего лунного месяца, со смертью приёмной матери.

– Время покажет, ваше величество, что я в самом деле благонамеренный червь, – произнёс он шёлковым голосом.

Солнце припекало уже не так