В очередной раз мне с трудом удалось удержать челюсть на положенном ей месте. Шок следовал за шоком. Новая фамилия, разрыв с семьёй, развод? Это никак не вязалось с той картиной, что я успела выстроить в своей голове.

— И зачем разводился? — вопрос вылетает сам собой, прежде чем я успеваю прикусить себе язык. Застарелая обида неожиданно всплывает с самого дна. И это меня поражает, я-то думала, что все давно отболело и забылось. А оказывается нет. Какой-то мутный осадок все еще остался.

— Да потому что не собирался я жить с потаскухой, которая обвела всех вокруг пальца.

— Как-то это не вяжется с той роскошной свадьбой, которая гремела на всю белокаменную, — я сложила руки на груди и скептически фыркнула. Стоило вспомнить ту шумиху, как начало подташнивать.

— Это был сплошной цирк, Рита, — глухо говорит Лёша. — Который был выгоден моим родителям и который я допустил по своему идиотизму. И это самая большая моя вина перед тобой.

— Пфф, даже начинай…

— Я серьёзно, Рита. Ты многого не знаешь на самом деле. Очень многого.

— И что, например?

— Например, то, что я тебе не изменял, — выпаливает Денисов на одном дыхании. — Сабина все хитро провернула. Ну и мамаша моя постаралась, помогла ей нас разлучить.

— Издеваешься? — ну все, он меня допек. В груди теперь заполыхало от ярости. — И как, интересно, она имитировала твою измену? Только не говори, что она тебе возбудитель подлила.

— О нет, — горько усмехнулся он. — Но действовала эта сука не менее изощренно. Это долгая история, Рита. И я готов ее рассказать, но только не здесь.

— Ну да, у меня интервью через пятнадцать минут.

— Рита, послушай. Нам правда нужно поговорить о том, что было. Неужели ты не хочешь узнать, кто разрушил наши отношения?

— Их разрушил ты, Лёша. Ты и только ты. — твердо говорю я. — И я не понимаю, зачем ты сейчас пытаешься выкручиваться. Спустя столько лет.

В синих глазах столько боли в этот момент, что эта боль едва не пробивает защитную брешь в моей защитной стене. Впрочем, я быстро беру себя в руки.

Хватит, дурой выставлять себя больше не позволю. Теперь я женщина опытная, так скажем. И розовых очков давно не ношу.

— Вот именно. — тем не менее продолжает напирать он. — Десять лет прошло, Рит. Это много. Зачем мне сейчас выкручиваться? Это попросту бессмысленно. Ты же сама это понимаешь. Я просто хочу рассказать тебе правду.

На самом деле это сильный аргумент. Внутри меня начинают зарождаться ядовитые сомнения, и я не выдерживаю. Резко разворачиваюсь и отхожу к окну.

Я чувствую свою открытость и уязвимость сейчас, и не хочу, чтобы это почувствовал и Лёша. А он может. Слишком хорошо ведь меня знает.

— Слушай, Рит, — он подходит ближе и я моментально напрягаюсь. — Я понимаю, что ты зла и не хочешь со мной разговаривать. Имеешь право. Но поверь, раз уж так случилось, что мы встретились, то поговорить нам нужно. Включи в себе журналиста. Разве не учили тебя всегда докапываться до правды? Я эту правду предоставить тебе готов.

А вот это совсем нечестный прием. Денисов об этом знает и все равно идет напролом. Бьёт по больному. И я впервые не знаю что мне делать.

— Рит, если у тебя сегодня нет планов, то мы можем встретиться за ужином и поговорить.

— Нет, — тут же обрываю его. — Сегодня точно нет.

Сегодня мне надо забрать дочь и детского садика. У няни выходной, а больше посидеть с ней некому. Ирина Вадимовна покинула нас два года назад, и без её помощи было намного тяжелее. Я до сих пор глубоко переживала её смерть. Да и Лиза помнила и скучала по бабушке. Зря наговаривают на детей, память у них получше чем у многих взрослых.

— Хорошо, тогда назови удобный для тебя день.

— Лёш, я подумаю над этим. — наконец нашла я приемлемый для себя вариант ответа. — Но ничего не обещаю. А сейчас тебе пора. У меня скоро интервью.

К счастью, Марина появляется вовремя и мне удается прервать разговор и спровадить Денисова из комнаты.

Свой номер я ему не даю, но он говорит, что все равно найдет способ со мной связаться.

Естественно, дальнейший день я провожу как на иголках. Нет, я делаю свою работу, провожу интервью, наблюдаю за аукционом, сама вношу пожертвования. Все собранные деньги должны пойти в фонд реабилитации детей, страдающих ДЦП и спинально-мышечной атрофией.

Но весь чертов день Денисов не выходит у меня из головы. Его слова как на репите крутятся в моем сознании, и я никак не могу от них избавиться.

Повезло хоть, что больше мы с ним не пересеклись, а после окончания основного мероприятия, я тут же рванула к выходу.

Хотелось безумно обнять дочь, самого-самого теплого и родного мне человечка, и забыть о сегодняшней встрече.

— Марго, — ты что бежишь так, будто за тобой черти гонятся? — удивилась Марина, которая не могла обогнать меня, хотя она была в балетках, а на шпильках.

— Прости, Марин, мне за дочерью надо успеть, а еще тебя до дома подбросить.

— Я и сама могу, если что, добраться. Не проблема, такси вызову. Ты езжай за дочкой, если время не терпит.

— Не говори глупостей, у тебя дом совсем рядом с садиком. Запрыгивай давай.

В самый последний момент, когда я уже открыла водительскую дверцу, какой-то чёрт дернул меня посмотреть назад.

Обернувшись, я увидела стоящего на крыльце Алексея. Он, кажется, меня звал и делал какие-то жесты.

Вот чёрт. Надеялась же улизнуть незамеченной.

Несколько секунд я пребываю в замешательстве, а потом делаю свой выбор. Запрыгиваю в салон, пристегиваюсь и выезжаю на улицу.

Да, пусть меня назовут плохим журналистом, но именно в этом случае я не собираюсь докапываться до истины.

Зачем? Для чего? Что это изменит? Ровным счетом ничего. Зачем раскапывать старое дерьмо и бередить свои раны? Я ведь не мазохистка.

Нет уж. Для меня сейчас важнее дочь и собственное душевное спокойствие… Все остальное — лишнее.

Я не позволю Денисову/Громову снова разрушить мою жизнь.

Глава 31

Давай закончим с этим

— Привет, мамуль, — дочь с разбега кидается ко мне и крепко обнимает. Она уже готова к выходу. Осталось только сменить тапочки на туфли.

— Привет, милая, — целую её в макушку, вдыхая такой родной запах. И сразу как-то спокойнее становится на душе, все ненужное выветривается из головы.