Я вошла в среднюю камеру, перешагнув оградительную полицейскую ленту и дохлую мышь, присела и затаилась за досками. У меня дрожали колени. Пришел мой черед заплатить за грехи, очиститься. Троица уже спустилась в тоннели, они на подходе – пастырь Пий в белом одеянии со своим посохом, свихнувшийся бугай Элиуд и низкорослый бандит Леон в кожаной куртке. Мне бы подняться да бежать отсюда, но страх парализовал, отнял все силы, приковал к стене тюремной камеры. Так и сгину здесь, исчезну в недрах горы, никто никогда меня не найдет, потому что не будет знать, где искать.
Наконец, хлопнула дверь люка, эхо пробежало гулом по тоннелю. Я дрожала, зуб на зуб не попадал, выключила фонарик и осталась сидеть в кромешной темноте. Послышались какие-то шорохи. Ну давайте же, не тяните, вы меня переиграли!..
Но нет, весь этот шум издавало подземелье: шорохи, потрескивания, звуки движения горных плит – все отражалось эхом от каждого камня. Я приподнялась на ватных ногах, включила фонарь. В глазах темнело, в висках стучало, меня шатало, поясницу ломило, жутко хотелось пить. Я успела закостенеть и замерзнуть, от запаха плесени тошнило. Плевать на все, я выхожу. Не такого уединения я сегодня утром желала.
Тьма накрывала пространство, когда я выбралась из подземелья, последние алые мазки на горизонте сгустились до темно-фиолетовых. Шпили елей пронзали небосвод, загорались первые робкие звезды. Я осторожно осмотрела через окно молельни все вокруг: мой одинокий автомобиль был единственным слабым источником света – тускло мерцал габаритными огнями во тьме. Крыши домиков прорисовывались лунным сиянием. Поселение все же было безлюдно. Эти религиозные люди были свободнее нас, городских, могли спокойно кочевать и пускать корни в новых местах. Глупо, но я все еще боялась, выходя из молельни, пыталась не издавать ни звука, пока не заперлась в машине. Далеко в лесу выл зверь, на верхушке дерева каркала ворона. Это место перестало быть последней надеждой: пустые дома да высохшее поле. Жизнь покинула эти земли.
Выехав на дорогу, я зачем-то попыталась включить дрон, хотя было ясно, что за месяц он разрядился без остатка. Я лишь надеялась, что он не сломан, а записи сохранились. Адам рассказывал, что его аккумуляторов хватает на восемь часов работы. В таком месте, как эта секта, умудриться тайно снимать столько времени – значит точно поймать в объектив нечто интересное. А учитывая, что Адам записал на камеру казнь мужчины на костре, секта была у нас в руках.
Дома
Добравшись, наконец, спустя еще три часа до нашей арендованной квартирки, я первым делом выслушала от Эмильена:
– Господи, ты где была?! Телефон недоступен! Уже ночь! И это после истории о мести секты! Я чуть с ума не сошел!
– Прости, дорогой, но я раздобыла прямое доказательство казней в общине сектантов, – похлопала я в ладоши.
– Это как? Ты где была?
– Ездила в поселение.
Эмильен лишь закрыл лицо руками. Я улыбнулась.
– Да ладно тебе, сами же сказали, что никого там нет. Смотри, что у меня есть. В общем, вот.
Я достала из сумки дрон, рассказала вкратце, чей он, откуда, как нашла его. Мы поставили устройство Адама на зарядку и подключили к ноутбуку, затем я сходила в душ и выпила горячего чая. Эмильен за это время заказал доставку еды из ресторана, на которую я набросилась, голодная, как волк. Мы скачали видеофайлы на ноутбук и попробовали включить. Они оказались не повреждены!
Мы с тарелками, полными картошки фри, уставились в экран, мою сонливость как рукой сняло, хотя время уже подходило к часу ночи – таковы будни парочек, работающих в полиции. От начала и до конца посмотрели, как Адам пробирался в лес, подглядывая за сектантами, пока не дошел до кострища. Как бедолагу засовывали в каркас кукурузного человека. Самое интересное началось там, где обрывалась история Адама – когда он бежал от сектантов через лес до молельни, а его дрон, летящий следом, врезался в дерево у самого края леса и запутался лопастями в ветвях. Его камера оказалась направлена аккурат на двор общины, было видно, как Адам проник в молельню, как прибежали преследователи, как некий паренек, должно быть, Луи, показал им рукой, где прятался наш пострадавший.
В кадр попал здоровенный бугай, выбежавший из леса, которому отдавал указания запыхавшийся седой мужчина с посохом:
– Элиуд, только не убей его, он уже никуда не денется.
– На костре ему место!
– Нет! – прокричала прибежавшая со стороны общины девушка. – Не смейте трогать его!
– Ева, никто его не тронет, успокойся, – произнес старик и перевел суровый взгляд на Элиуда.
– Обещаешь?! Я наложу на себя руки, если убьете Адама! Ты никогда меня больше не увидишь! Только попробуйте тронуть его!
– Да, дочь моя, обещаю. Элиуд, свяжись с Леоном, он сейчас в Париже, отвези к нему Адама на попечение, пусть пару месяцев позанимает его чем-нибудь, чем угодно, неважно. Нам нужна фора. Ева, завтра объявляй всем на утренней молитве, что мы переезжаем.
– Как? Зачем? – спросила девушка.
– Мы давно ходим по краю, до меня дошла информация, что наши заказчики, враждующие между собой, прознали о нашем примерном местоположении, да и этот Адам, когда отпустим, разболтает на весь свет, что видел здесь. Мы просто переедем немного севернее. Ах, да, Элиуд, приберись в камерах Чистилища, там жуткая вонь! Идем домой, Ева, старику нужно отдохнуть.
– Куда переезжаем, пастырь? – спросил Элиуд.
– В Дюнкерк.
Все разошлись по домикам. Дальше камера записывала ночную темень, пока не села.
– Да! Да! Он успел сказать, куда переезжает! – произнес ликующий Эмильен. – Мия, а что было дальше?
– Элиуд спустился в подземелье и запер Адама, сказав всем, что отвез его в Париж. Когда Леон вернулся, стало ясно, что он Адама вообще не видел. Затем их все же отправили шпионить за жертвами.
– Главное, что у нас есть запись казни сектантами, завтра обрадуем комиссара, а теперь в постель! – прикрикнул Эмильен, схватил меня и потащил на руках в спальню.
В участке
Наутро мы с Эмильеном приехали на работу вдвоем, впервые как пара, а не коллеги. На нас поглядывали, улыбались, друзья по отделам присвистывали, подмигивали, один наш самый безбашенный общий друг Марк так вообще подошел и громко произнес: «Поздравляю, ребятишки, наконец-то! Я уж думал, помру, так и не увижу ваш союз», – держа в руках пончик и эклер, которыми показал непристойные движения.
– Да, спасибо, Марк, – произнесла я, – искренность так и хлещет из тебя.
Мы вошли в кабинет комиссара Фальконе. Он восседал в своем большом кожаном кресле, на левом углу массивного стола из красного дерева лежала кипа бумаг «На подпись», справа стоял компьютер. Он договорил по телефону и жестом указал нам сесть напротив него.
– Комиссар Фальконе, у нас есть видеозапись казни мужчины сектантами в лесу у общины «Последняя надежда».
– Вы что, серьезно?! Откуда, господи, у вас такое, дети мои?!
Мы секунду помялись, и я выпалила, закрыв разом все вопросы:
– От нашего свидетеля, Адама. Он очень нам помог. Это запись с его дрона.
– Так, – медленно произнес комиссар, – Мия, копию видео мне на компьютер, дрон в вещдоки, Эмильен, объявляй в розыск всю их троицу, а там посмотрим, кого еще можно закрыть. Будем допрашивать, пока всех своих не сдадут.
В участке стояла небывалая суматоха, задержанные и подозреваемые кричали за решеткой, в отделах было не тише: отчеты,
