– Я всё равно брал все твои взятки, Бух, – сказал Бульд. Гейбух быстро накинул на себя пальто, сунул смятую пачку в карман и, махнув всем рукой, вышел вместе с Риммой в коридор.

– Мы посчитаем, я тебе скажу, сколько ты проиграл, – прокричал я ему вслед и огорчённо добавил: «Ну почему у него всегда самые красивые девушки?»

– Вопрос на миллион, – сказал Старый. – Я в пичку и покойничек в пичку…

Бульд рассмеялся: «Рискуешь, Бёрн».

Тут дверь распахнулась, и в аудиторию с несвойственной возрасту лёгкостью влетел красный от гнева профессор Гольдман, а за ним медленно зашёл профессор кафедры «Теория механизмов и детали машин», по совместительству – ректор ЛИИЖТа.

– Смотрите! – Крикнул Гольдман, тыча в Старого корявым пальцем. – А этот ещё лекцию мою прогулял!

– Если бы только он знал, что она последняя – не прогулял бы, – ответил ректор. – На выход, товарищи. Теперь вам всем понадобится работа.

– Вот Бух везучий! – взвыл Старый.

Глава восемнадцатая [1993. ИЗ ДНЕВНИКА БЁРНА: запись про сложности, вызванные речными препятствиями]

Синагога на Лермонтовском проспекте была нам хорошо знакома. Обычно мы ездили сюда по праздникам: тут во внутреннем дворике собиралась толпа, больно удобно, что в шаббат по девушкам сразу видно, замужем они или нет, но в этот раз мы приехали по другому поводу. Время перевалило за полночь, и мы с Бульдом, стараясь не моргать, всматривались в лобовое стекло. Видимость была нулевая, синагога освещалась только двумя полуразбитыми жёлтыми фонарями, фары нам пришлось приглушить; в полумраке отсвечивала только широкая спина Михеича, две другие фигуры отступили в тень.

– Ты хорошо их видишь?

Бульд поправил очки, прищурился:

– Вообще не вижу, но, вроде, торгуются.

– Отличное нашли место, – пошутил я.

Мы на новеньком бульдовском «Мерседесе» зеркально-белого цвета покупали у Синагоги стволы. Бульд за рулём, я рядом, а вся машина у нас в налике: только получили деньги с СКК[11]. Пока нашего богатства не хватило бы, чтобы купить личную пятидесятиметровую яхту (как сейчас у Классика) или целый остров в Тихом океане (как у Президента), но по питерским меркам мы просто купались в деньгах.

– Как думаешь, долго ещё?

– Наверное. Только ведь начали.

Михеич, ни с того, ни с сего, вдруг размахнулся и вломил стоящему справа, тот упал, а наш, эффектно развернувшись, понёсся к машине.

– Заводи, – среагировал я.

Михеич влетел на заднее сидение и завопил:

– Гони, Бульдик! Подстава!

«Мерседес» сорвался с места, за ним увязалась «Волга».

– Кто это? Кто это? – высматривает Бульд в зеркало заднего вида.

– Комитетские, – сказал Михеич. – Я сразу просёк, уложил одного, забрал пистоль.

Он покрутил у моего лица пистолетом, я отобрал его и стал рассматривать.

– Хоть так.

– Ехать куда?

– Выходи на набережную.

Бульд едет аккуратно, боится свою новую машину разбить, конторские быстро приближаются.

– Ой, не люблю я, когда ты за рулем, Бульд, – сказал я. – В Ольгино надо валить, потеряемся там.

– На другую сторону тогда.

– Не могу, – Бульд обречённо смотрит, как разводится мост Лейтенанта Шмидта.

– Да езжай ты, до следующего!!! – гаркнул Михеич.

Бульд жмёт на гашетку.

– Что они так несутся? «Волга» же.

– У них тачка форсированная, – сказал Михеич.

Сокращается дистанция до Дворцового моста, но и этот начинает быстро разводиться. Михеич смотрит на часы:

– Дёргай до Литейного, ещё две минуты.

Мы подпрыгиваем, пролетаем метров восемь на крутом мостике через канальчик около Летнего сада. Бульд ойкает и морщится, машину жалеет, я сочувственно хлопаю его по плечу.

Фискалы прыгают за нами.

– Вытри мои очки, – просит Бульд, сам не смея оторвать взгляд от дороги, он смотрит то в зеркало заднего вида, то вперед, то на дёргающуюся стрелку спидометра. Очки болтаются на кончике носа, почти падают. Километров сто двадцать гоним.

С заднего сиденья звонит телефон Михеича, из трубки слышится надрывный женский голос.

– Температура у Артёма не падает, слышишь? Она уже под сорок, Миш!

Михеич молчит, потом орёт:

– Элла! Что я, чёрт возьми, сейчас должен сделать??? Вызови врача, женщина! У тебя куча бабок в сейфе. Всё. Айболита нашла ё-моё, – опустил антенну и отбросил трубку в сторону. – Гони, гони!

Видим спасительный Литейный мост, а там, в самом конце, гостиница «Ленинград».

Бульд уже белый как его «Мерседес», вцепился в руль, смотрит безумными глазами на Литейный, который начинает разводиться. Мы все перестали дышать, и, уверен, каждый из нас ощутил острое чувство надвигающейся антропологической катастрофы.

– Езжай Бульд, не останавливайся.

Одна часть моста уже серьёзно поднялась, разогнавшись, мы сносим защитные барьеры и несёмся к обрыву. Цинизм мусоров не знает предела, но тут видно и у мента сработало человеческое: он нажимает экстренную кнопку возврата моста – наша половина начинает опускаться, но недостаточно быстро. Я как вижу зубья впереди, зажмуриваюсь. Секунда, и они вонзаются нам прямо под бампер: весь низ срубает молниеносно – машина будто из масла, мы подлетаем кверху и перелетаем на северную сторону. Удар кажется несильным, Бульд (уже без очков) пытается машину поймать, только на чём её ловить, диски-то пополам. Я смотрю на него и… выключился, сознание потерял?! Очнулся – уже на мосту стою, отряхиваюсь, рядом Бульд смотрит на свои сломанные, без стёкол, очки, Михеич что-то жуёт.

– Мне зубы поломало, – говорит. Начал выплёвывать, а там зубы вперемешку со стеклом лобовым. Тринадцать штук выплевал.

Смотрим на другую сторону: «Волга» фискальная разворачивается и что было мочи гонит обратно по Литейному проспекту.

–Отлично, пистоль зато у нас! – прокричал им Михеич.

Бульд посмотрел на свой «Мерседес» и заржал.

Глава девятнадцатая [1990. ИЗ ДНЕВНИКА БЁРНА: запись про хмельные вечера, столь полезные для самоидентификации]

Иногородние жили в общежитии на Измайловском. Там вообще было очень весело, особенно по пятницам, особенно по пятничным