– А куда же я денусь? – совсем растерялась девушка, плохо соображая, что происходит.

– Тебе надо раствориться в Париже. Исчезнуть!

– Не по-ни-маю, – глядя на Вику широко открытыми глазами, в которых высохли слёзы, протянула Елена.

– В Москве тебя посадят в тюрьму, предъявив страшные обвинения в антисоветчине. Ты хочешь в тюрьму?

– Нет.

– Но почему ты думаешь, что её могут посадить? – пожала плечами Тина.

– Ты что, не слышишь меня? – удивилась её тупости Шиманова. – Елену завтра грузят на самолёт. Её вы-сы-ла-ют! А это значит, что на неё уже заведено дело. Ты это понимаешь?

– Какой ужас, – суть дела начала доходить до сознания Тины. – Теперь понимаю.

– А я ничего не понимаю, – сквозь слёзы проговорила Елена. – Совсем ничего. У меня такое ощущение, что всё это происходит не со мной.

– С тобой, – сухо ответила Вика. – С тобой! – ещё раз повторила девушка, чтобы до Елены дошло то, что её ожидает. – Сейчас ты должна успокоиться, и мы все вместе решим, что мы можем сделать, чтобы тебе помочь.

Девушки помолчали. Были слышны только редкие всхлипывания Савельевой. Ещё недавно она была так счастлива, увидев свою фамилию в гастрольных списках, и теперь эта состоявшаяся поездка обернулась для неё таким кошмаром!

– Скрыться в Париже мог бы помочь только этот чёртов Измайлов, из-за которого весь сыр-бор, – задумчиво произнесла Вика. – Но как с ним связаться?

– Он давал мне свой телефон, но я его выбросила, – вздохнула сквозь слёзы Леночка.

– Жаль, – покачала головой Шиманова.

– Леночка, прости! Мне очень стыдно, но я подобрала этот листок из любопытства, – смутившись, созналась Тина и направилась к своему сарафану, висевшему в шкафу. – Честно-честно, я даже прочитать-то его ещё не успела. Только подобрала.

– Да тебе только благодарность можно вынести за твоё любопытство, – тут же воспряла духом Вика.

Забрав у Тины мятую бумажку, она аккуратно стала расправлять её на ладони.

– Ты простишь меня? – спросила Тина, подойдя к Леночке вплотную. – Простишь?

Ничего не ответив, Савельева, уткнулась Тине в плечо и, громко всхлипнув, спросила:

– Что же мне теперь делать?

– Надо подумать, – отозвалась Шиманова. – Каким образом мы можем воспользоваться телефоном графа? Только через коммутатор. Предположим, что нас никто не будет при этом подслушивать. Предположим также, что Дмитрий подъедет сейчас к гостинице, но ведь Лена даже не сможет её покинуть. Ей надо будет в таком случае пройти мимо нашего стража при входе, а это невозможно!

– Наш номер на втором этаже. Может, спуститься по трубе? – предложила Тина.

Тина с Викой подошли к открытому настежь окну и огляделись. Никаких труб, за которые можно зацепиться, рядом не было. До тротуара довольно-таки высоко. О прыжке речи быть не могло.

– Попросим Диму принести веревку и зацепим её здесь за батарею. Мы с тобой усядемся на неё для устойчивости и будем держать узел, а Лена легко соскользнёт вниз, – внесла следующее предложение Тина. – Потом мы сбросим эту верёвку, они увезут её с собой, и тогда никто и никогда не поймёт, как Лена вышла из гостиницы. А я скажу, что так крепко спала, что вообще ничего не слышала.

– А как Дмитрий передаст нам эту самую веревку, если, конечно, он ещё сумеет её найти в этот час в Париже? – засомневалась Шиманова.

– Девочки, ну что вы говорите?! – включилась в их разговор Савельева. – Какая верёвка? Никуда я не собираюсь бежать. Это смешно.

– До тебя до сих пор не дошло? Тебе нельзя оставаться в номере. Утром тебя заберут, отвезут в аэропорт и отправят в Москву. А уж что там с тобой сделают, можно только догадываться, – возмутилась непонятливостью подруги Тина.

– А чего тут гадать. Известно, что сделают, – присоединилась к ней Шиманова. – Сначала арестуют, потом тут же уволят из театра, причём по такой статье, что, даже выйдя на свободу, ты не сможешь никуда устроиться.

– Я не верю, – упрямо твердила Елена. – Этот охранник всё наврал. За что меня высылать? За что в тюрьму? Я ничего плохого не сделала и делать не собираюсь!

– Если ты не веришь, это твоё дело, – тяжело вздохнув, сказала Вика. – Мы с Тиной хотим тебя спасти. Не хочешь, поступай как знаешь.

– Да. Я не верю, что так можно поступать с человеком, который ни в чём не виноват. В чём моя вина? В том, что мне нравится человек, живущий в другом мире? Но он хороший человек. Да и сам его мир не так уж плох. Во всяком случае, он более свободен, чем наш, где тебя на каждом шагу стерегут работники КГБ.

– Так! Приехали! – расширила от удивления глаза Шиманова. – Ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь? Да за это точно угодишь за решетку и причём надолго.

– Леночка, миленькая, нельзя тебе в Москву, – обняв подругу, запричитала Тина и, решив прибегнуть к главному аргументу, чтобы спасти девушку, произнесла: – Ты хоть о маме подумай! Она станет матерью врага народа, если тебя арестуют.

– Точно, – поддержала её Вика. – А если останешься, она будет просто матерью невозвращенки. Конечно, тоже ничего хорошего, но она хотя бы будет знать, что ты находишься на свободе. Поверь, что для мамы эта новость будет приятней, чем если она узнает, что ты в тюрьме.

– Всё! Хватит! – твёрдым голосом прервала их измышления Лена. – Я никуда не побегу! Я не верю этому трепачу-охраннику. Никто меня никуда не отправит. Давайте спать, а то я сейчас с ума сойду!

– Смотри! Твоё дело, – направляясь к двери, обиженно ответила ей Шиманова. – Мы, между прочим, с Тиной готовы были свои судьбы под удар подставить, пытаясь тебя спасти.

– Прости, – бросилась к ней Леночка и, крепко обняв, прошептала: – Спасибо вам, девочки, но я уверена, что всё обойдется.

– Ладно, – с сожалением глядя на подругу, сказала Вика. – Я точно знаю, что не обойдётся, но это твоя жизнь. Тебе решать.

– Я всё решила.

– Хорошо. Только запомните, я у вас сейчас была, чтобы взять таблетку от боли в животе. Никаких разговоров между нами не было.

– Конечно, – тут же отозвалась Тина. – Я тебе дала, ты приняла и ушла спать.

– Завтра, когда за тобой придут, – обратилась Шиманова к Лене, – сыграй хотя бы удивление. Ведь для тебя это должно быть неожиданной новостью.

– Да никто за мной не придёт, – улыбнулась этой нелепице Савельева. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – пожелала ей Шиманова и, покинув номер девочек, пошла спать.

Вот теперь она сделала всё что могла. Её совесть чиста. А то, что эта дурочка