– Шесть!

– Читать-писать умеешь?

– Я даже еще в школу не хожу! – возмутилась Аличе: ей только в октябре предстояло пойти в первый класс. Похоже, подумала она, эта синьора не слишком-то хорошо разбирается в детях.

– Ну да, прости, – смутилась тетя Ирен. – Но как же тогда ты запоминаешь истории, которые придумываешь?

Аличе задумалась: как, спрашивается, это объяснить? Потом ткнула пухлым пальчиком в висок и гордо заявила:

– Они у меня все здесь.

– Вот молодчина!

– А ты свои как запоминаешь?

Тетя Ирен снова заговорщически улыбнулась.

– Я их рисую! – воскликнула она. И тут же исправилась: – Ну, раньше рисовала.

* * *

Тем вечером за ужином вся семья только об Ирен и говорила. Отец Аличе, обычно кроткий и молчаливый, узнав о нежданном визите, вышел из своей привычной задумчивости и буркнул, что зря его не предупредили: он прекрасно помнил Ирен, было бы уместно хоть парой слов перекинуться.

– Ты же работал! Неужто бросил бы все и примчался? – вскипела Аделаида.

– Да уж нашел бы отговорку. Ладно, теперь-то что… – промямлил Микеле, уступая. Всерьез ругаться с женой он никогда не осмеливался: в доме командовала она.

Микеле служил счетоводом в строительной компании и понимал, что начальство вряд ли разрешило бы ему уйти с работы в неурочный час без веской причины. Однако пропускать встречу, которая могла решительно повлиять на благосостояние семьи, было жаль. Он ссутулился и продолжил есть.

– Я доела, можно пойти поиграть? – спросила Аличе, сползая со стула.

– Что это у тебя? – вскинулся Гаэтано, удивительно зоркий для своих пяти лет.

Аличе непроизвольно спрятала руку за спину, но брат, опередив ее, успел выхватить блестящий предмет, зажатый в кулачке.

– Ну-ка отдай маме, – нахмурилась Аделаида, и Гаэтано неохотно протянул ей крошечную эмалевую бабочку в желтых, зеленых и синих пятнах. – Ты где это взяла?

– Я не взяла, мне тетя дала! – обиженно воскликнула Аличе.

– Конечно! Это же подвеска с браслета Ирен… Похоже, оторвалась, – проворчала Аделаида, не обращая внимания на слова дочери. Та разревелась. – А ну, не капризничать! Придержу пока у себя, мала ты еще для такого. Будешь хорошо себя вести – получишь, когда подрастешь, – заявила она непререкаемым тоном.

– И вовсе она не оторвалась! Тетя Ирен мне ее сама дала! Это подарок! – отчаянно всхлипывала Аличе.

Но никто и не думал ее слушать.

II

3 февраля 1990 года. Аличе, зевнув, извлекла из рюкзака дневник и принялась сверять номера страниц антологии с отрывком из Пиранделло, который ей предстояло изучить. Затем достала тетрадь для заметок и, прежде чем открыть книгу, немного поразглядывала обложку, украшенную бабочками самых разных форм и расцветок. Бабочек она любила с детства – с тех пор как тетя Ирен подарила ей крохотную подвеску с пестрыми эмалевыми крылышками. Хотя прошло уже двенадцать лет, Аличе то и дело вспоминала тетю, хотела снова увидеть ее, но желание это так и не сбылось. Когда Аличе расспрашивала о ней, мать резко отвечала, что, если учесть, насколько далеко Ирен живет, вряд она вернется в Полицци. Да и поговорить им удалось лишь однажды – декабрьским вечером, четыре года назад. Аличе тогда только перешла в старшую школу и была занята репетициями рождественской постановки по мотивам «Волшебника страны Оз». Поначалу она ужасно обрадовалась, что из всех учеников выбрали именно ее: когда еще выпадет такой шанс? Но потом все пошло наперекосяк.

Ирен звонила поздравить ее с днем рождения. Аличе была дома одна, так что они смогли поболтать. Этот разговор остался в ее памяти, словно фильм, который можно смотреть снова и снова. И не случайно, поскольку в тот вечер она открылась тете, поведав о чудовищной несправедливости: ей дали роль Страшилы! А ведь она так хотела сыграть если не Дороти, то хотя бы Добрую Волшебницу Севера! Просто кошмар: выставлять себя всем на потеху в облике пугала, набитого соломой! За четырнадцать лет Аличе пережила уже немало обид – равнодушие одноклассников, бесправие в семье, – но сейчас ей пришлось столкнуться с самым горьким разочарованием. Излив душу, она призналась, что ненавидит эту новую школу, не имеющую ни малейшего отношения к тому, чем она на самом деле хочет заниматься, к ее сокровенным мечтам. Конечно, тетя Ирен была ей едва знакома, однако в единственную их встречу она показалась Аличе невероятно доброй, понимающей и великодушной: такой женщине вполне естественно открыть сердце.

– Мечты есть у всех, но лишь немногие хранят их в тайне, надеясь, как и мы, что они сбудутся, – ответила тетя. И едва слышно добавила: – «Тем, кто видит сны наяву, открыто многое, что ускользает от тех, кто грезит лишь ночью во сне»[2]. Это сказал Эдгар Аллан По, великий писатель.

Свою заветную мечту Аличе в ту пору еще ревностно хранила, не раскрывая никому.

– Давай договоримся: ты мне расскажешь свою тайну, а я тебе – свою, – предложила Ирен.

И племянница, трепеща, призналась тете, что хочет стать актрисой.

Снимаясь в кино, она однажды сможет испытать все, что чувствовали герои любовных романов, запоем читаемых ею по ночам. А главное, их сюжеты, которые она дополняла, частично изменяла, а может, и просто выдумывала, навечно останутся запечатленными на пленке, чтобы их мог увидеть каждый.

Но когда наступила очередь Ирен, та вдруг смутилась:

– Пожалуй, еще не время раскрывать тебе мою тайну. Но оно непременно придет, и ты все узнаешь, – загадочно, словно сивилла, ответила тетя, прежде чем попрощаться.

* * *

А 20 марта умер Микеле. Как ни странно, внезапный уход отца почти не тронул Аличе. Поначалу она оправдывалась тем, что, вероятно, испытывает слишком сильное потрясение, на смену которому в какой-то момент придет боль. Но нет: пока мать в отчаянии заливалась крокодиловыми слезами, будто никто вокруг не догадывался, сколь жалкое существование влачил ее муж, глаза Аличе оставались сухими. Много позже она поймет, что на самом-то деле Микеле не стало давным-давно, а отсутствие тех, кого нет, заметить непросто… Этот немногословный человек, забытый жизнью и вечно третируемый женой, ускользнул прочь, словно тень.

Несмотря на траур, несколько следующих месяцев стали для Аличе едва ли не самыми счастливыми за всю юность: в июле она сдала выпускные экзамены, а несколько дней спустя была приглашена на вечеринку, которую ее одноклассница Джулия устраивала каждое лето на роскошной бабушкиной вилле у моря. Джулия принадлежала к одному из знатнейших семейств города и вечно посматривала на Аличе свысока, но на сей раз соизволила включить их с подругой Лючией в список «избранных».

– Бери купальник, поплаваем при луне, – добавила она, прежде чем повесить трубку.

Вечеринка была назначена