– Би ушла? – спрашивает он, пока я наливаю в чашку молоко. По какой-то причине то, что он зовет ее сокращенным именем, вызывает во мне искру раздражения.

– Она сказала, что собирается прогуляться, чтобы проветрить голову.

– Когда это было? – Он стоит надо мной и молчит, но понятно, что ждет немедленного ответа.

Я пожимаю плечами:

– Не знаю, минут десять назад. Хочешь?..

Прежде чем я успеваю закончить фразу, он разворачивается и направляется обратно вверх по лестнице, по две ступеньки за раз. Я следую за ним с кружкой в руке и настигаю, когда он выбегает из вычурной парадной двери, столкнувшись по пути с Кэсс. Он бормочет извинения, но продолжает широко шагать по садовой дорожке, не оглядываясь назад.

– Что за спешка? – спрашивает она, глядя ему вслед с озадаченным выражением лица, ее платиновые волосы взъерошены. Когда она вот так стоит в дверном проеме, в полосатой футболке и черных шортах, то напоминает мне актрису из французского фильма «новой волны» 1960-х годов, и я с легкой завистью думаю о том, как она красива и молода. Ей вряд ли больше двадцати двух лет. В одной руке она держит банку с чем-то химическим, в другой – пачку глянцевых листов формата А4; переступив порог и оказавшись в коридоре, она ногой закрывает за собой дверь. Я стою и молча смотрю на нее. Из всех, с кем я познакомилась благодаря Беатрисе, Кэсс вызывает у меня наибольшее ощущение неловкости, и я не могу понять почему. Возможно, потому, что она настолько молчалива – разговаривает только с Беатрисой и ходит за ней по пятам, словно домашний пудель. Может быть, потому, что она так уверена в себе – в ее возрасте я не была такой. Но для меня она – полная загадка. Кажется, за то короткое время, что я ее знаю, мы с ней ни разу нормально не поговорили.

– Я только что приготовила кофе, если хочешь… – предлагаю я, поднимая свою кружку в попытке нарушить неловкое молчание. Это та самая кружка, из которой обычно пьет Беатриса. Белый костяной фарфор с черным изображением птицы с расправленными крыльями.

Кэсс смотрит на кружку, нахмурив брови, потом на меня.

– Нет, спасибо, – холодно отвечает она, – мне нужно проявить несколько фотографий.

– У тебя есть своя фотолаборатория? – На меня это производит впечатление. Я не очень хорошо разбираюсь в фотографии, но изучала ее основы в рамках курса «Средства массовой информации».

– Беатриса оборудовала ее для меня в бывшей ванной комнате. Она крошечная, но вполне подходит для этого. – Кэсс краснеет, как будто сказала слишком много, и, прижимая бумаги к груди, спешит вверх по винтовой лестнице, а я остаюсь стоять в коридоре в одиночестве, гадая, что за фотографии она делает и где учится – в колледже или университете?

Я иду по лестнице следом, но в то время, как Кэсс поднимается выше, в свою чердачную комнату, я направляюсь в гостиную, чтобы посидеть на террасе, с которой открывается вид на большой и тщательно ухоженный сад. Если посмотреть вверх, то можно увидеть над головой другую террасу, но поменьше, больше похожую на балкон Джульетты – я знаю, что на этот балкон можно выйти из комнаты Бена. Сегодня очередной жаркий и безветренный день, и я благодарна Беатрисе за то, что она позволила мне позаимствовать у нее так много прекрасных нарядов, хотя Бен постоянно уговаривает меня купить себе собственные платья.

Я устраиваюсь на одном из деревянных шезлонгов, когда в кармане моей юбки звонит мобильный телефон. На экране высвечивается имя Нии, и я раздумываю, стоит ли отвечать. Как я объясню ей все случившееся за последние несколько недель, не заставив ее волноваться? Но если я не поговорю с ней, она предположит самое худшее. После всего, что я заставила ее пережить в тот день, больше года назад – когда она нашла меня в полубессознательном состоянии в ванне, заляпанной кровью, которая сочилась из моих перерезанных запястий, – я знаю, что обязана быть честна с ней.

– Привет, Ния, – радостно произношу я. Мой веселый голос кажется фальшивым даже мне самой, а под мышками выступает пот, что лишь отчасти вызвано жарой. Я ставлю кофейную чашку на подлокотник шезлонга.

– Что происходит, Абс? – В трубке на заднем фоне я слышу шум машин и гудки, неразборчивый гул голосов, звяканье ложек по фарфору. Я представляю, как Ния сидит под навесом кафе где-нибудь в Мусвелл-Хилле, совершенно незнакомом мне районе Лондона, – из-за чего она, вероятно, и решила туда переехать.

Я представляю, как она прихлебывает кофе, снимает ложечкой пенку с капучино и облизывает ее, как делает обычно, темные волосы падают на бледное лицо, карие глаза серьезны.

– От тебя не было вестей уже несколько недель, я получала лишь редкие сообщения о том, что у тебя все хорошо. Это правда? Ты действительно в порядке?

Мое отношение к ее чрезмерной заботе постоянно меняется, словно море, набегающее на берег во время прилива и отступающее в отлив. Бо́льшую часть времени я понимаю, что она заботится обо мне, что я ей дорога́, что она не хочет повторения случившегося, – но время от времени эта забота начинает на меня давить. Неужели Ния не понимает, что, как бы я ее ни любила, разговоры с ней напоминают мне о прежней жизни и от этого желание повернуть время вспять становится настолько сильным, что у меня перехватывает дыхание, словно от удара под дых?

– Я в порядке, честное слово, Ния. Я была занята, вот и все… Я…

– Ты работала? – Я слышу в ее голосе надежду – она знает, как много значила для меня моя работа до того, как умерла Люси.

– Не совсем. Я… ну, я встретила кое-кого. Он чудесный, ты наверняка поймешь, какой он замечательный. И его сестра, Беатриса. Она так напоминает мне Люси, она…

– Ох, Аби, – перебивает она, и я слышу панику в ее голосе. – Это же не повторение ситуации с Алисией, правда?

Мои щеки пылают от негодования.

– Все совсем не так. Беатриса стала