– Знаю. Такого больше не повторится.

Я опрометью бросаюсь в спальню. Эш по-прежнему лежит в своей корзине; личико его сморщено, из глаз брызжут слезы, открытый рот похож на черную голосящую дыру. При виде меня он начинает вопить еще громче.

Я опускаюсь на колени и беру его на руки.

– Тише, малыш… – шепчу я и прижимаю его к себе так крепко, что рискую раздавить. – Прости меня, мой хороший, – бормочу сквозь рыдания. – Я постараюсь стать для тебя настоящей мамой, обещаю! Честное слово, постараюсь!

Восемнадцать

Мира приехала ко мне с чемоданом размером с гроб, из которого выгрузила тонны конфет, чипсов, чая в пакетиках и шоколада. У меня не хватило духу сказать ей, что все это можно преспокойно купить в продуктовом на Юнион-сквер.

– Какие планы на вечер? – спросила она.

– Думаю, для начала можно продегустировать суши в новом ресторанчике на Второй авеню, – ответила я, вытаскивая из-под кровати надувной матрас и втыкая электронасос в розетку.

– Что-то мне сегодня не хочется суши, – сказала Мира, когда матрас начал со свистом наполняться воздухом.

– Без проблем. Манхэттен – мекка для гурманов. Здесь можно найти еду на любой вкус. Как насчет устриц?

Мира состроила гримаску.

– Тогда, может, бургеры? Помнишь то местечко в Вест-Виллидж, где мы были в прошлый раз?

– Идеально! – Мира вынула из чемодана стопку аккуратно сложенной одежды и переместила ее на полку, которую я выделила ей в своем шкафу.

– Затем поедем в Чайнатаун – я забронировала столик в крутейшем баре, где наливают лучший в Нью-Йорке абсент. Там очень атмосферно, почти как в старинной аптеке. Нейтан и еще пара друзей тоже подтянутся.

– Ясно.

– А потом, если ты еще не будешь валиться с ног от усталости – конечно, в случае чего я всегда подставлю тебе дружеское плечо! – можно всем вместе пойти в ночной клуб неподалеку.

– Вообще-то я и правда чертовски устала… – Мира с тоской покосилась на надувную кровать. На часах было три утра.

– Спорим, у тебя еще откроется второе дыхание! – сказала я. – Вот увидишь, на рассвете мы все будем сидеть и болтать у меня на диване!

Мы уже доедали бургеры, когда я заметила, что ее бокал вина по-прежнему полон. Я глянула на бутылку: может, она просто успела налить себе новую порцию?

– Мира! Надеюсь, ты не…

– Не что? – В ее глазах заплясали лукавые искорки. Она явно пыталась сдержать улыбку, словно я была несмышленой трехлеткой, над чьими оплошностями смеяться непедагогично.

– Офигеть! Ты беременна!

Улыбка Миры вырвалась на волю. Улыбалось всё: сияющие глаза, брови и как будто даже уши.

– Да! – кивнула она. – Срок еще небольшой, всего семь недель.

– Почему ты мне сразу не сказала? – Глотнув вина, я отвела взгляд. Меня вдруг обдало жаром, к горлу подступила тошнота.

– Ждала подходящего момента. Мы еще никому не говорили, даже родителям.

В битком набитом пабе стоял ужасный гвалт, оглушительно грохотала музыка, мешая сосредоточиться.

– Но ты еще такая молодая, – сказала я наконец.

– Стиви, мне тридцать четыре! Давно не девочка. Разве ты не хочешь когда-нибудь стать матерью?

– Только не сейчас. Все это так… внезапно.

– Мы пытались несколько месяцев, еще со свадьбы.

– Тебя ведь совсем недавно повысили до редактора отдела!

– Вот именно! Самое время сделать перерыв. Стиви, я не собираюсь ставить крест на карьере! Возьму отпуск на год, а потом вернусь на ту же должность. Или буду работать из дома раз в неделю. Вообще-то было бы неплохо, если бы ты меня поздравила. В конце концов ты моя лучшая подруга, и я, черт возьми, беременна. А у тебя такое лицо, будто я переспала с твоим бывшим или ограбила банк.

Я встала, наклонилась к ней через стол и обняла за худенькие плечи.

– Прости, Мира. Поздравляю! Ты будешь замечательной мамой!

– Ты тоже – когда-нибудь, – сказала она. И это прозвучало, как угроза.

В те выходные я увидела город глазами Миры.

Увидела, что в центре Манхэттена нет детей. Что он для них совсем не приспособлен. Тротуары то вздымались вверх, то резко обрывались, словно рампы для скейтбордов; к погребенным глубоко под землей станциям метро вели бесконечные лестничные пролеты. Коляскам здесь не место – чтобы это понять, не нужно было даже смотреть «Броненосец “Потемкин”»[24]. В манхэттенских квартирах – не повернуться, а стены такие тонкие, что слышно, как скандалят или трахаются соседи. Как сюда вписался бы ребенок? Кто согласился бы терпеть его вопли?

Здесь не было задних дворов: негде разместить песочницу или покататься на трехколесном велосипеде. Разве что на асфальтированных крышах. Я не встречала здесь никого старше сорока или младше двадцати пяти. Центр Нью-Йорка напоминал детскую площадку без детей. Когда Мира показала на невысокое здание, похожее на начальную школу, я покачала головой. Ни разу не видела, чтобы хоть один ребенок проходил через эти ворота. Возможно, то был какой-то съемочный павильон.

Следующим утром мы пришли в ресторан, который я забронировала на завтрак: маленькое уютное местечко с написанным мелом меню и официантами в кожаных фартуках. Мы пришли чуть раньше времени, еще до десяти. К моему удивлению, ресторан уже работал.

Мира чувствовала себя неважно из-за смены часовых поясов – или из-за беременности. У меня тоже было ощущение, будто я только что с самолета, поскольку легла вчера и встала сегодня непривычно рано. Я пила черный кофе, а Мира изучала меню на предмет безопасных для эмбрионов блюд.

– Почему здесь все сидят по одному? – спросила она шепотом.

За столиками и у барной стойки с видом на кухню расположились мужчины и женщины в деловых костюмах. Они ели омлет с листовой капустой и читали воскресные газеты.

Я пожала плечами.

– Обычное дело для Нью-Йорка. Я часто завтракаю в одиночестве.

– Звучит немного грустно.

– Наоборот. Мне так даже больше нравится.

– Даже не вспомню, когда в последний раз ела одна, – задумчиво сказала Мира.

И уже никогда не будешь.

Мы с Мирой познакомились в студенческом баре на первом курсе университета: будущий историк и будущий искусствовед. Обе предпочитали слабоалкогольные коктейли и неодобрительно косились на шумные компании подвыпивших студентов, а под утро вместе ушли домой по черным от копоти улицам. Следующие пятнадцать лет мы были неразлучны: снимали на пару затхлые квартирки в начале карьеры, обсуждали за бокалом дешевого вина парней и стервозных коллег. Вместе ходили на вечеринки с ночевкой, на первые свадьбы однокурсников и антивоенные демонстрации; ездили в бюджетные пляжные туры.

Мы не были зеркальным отражением друг друга – скорее наоборот. В