– Это двести шестой. Вы уже прошли.

– Ой, – я прикинулся дурачком, – и правда. Спасибо, – я посмотрел на ее погоны. – Старший лей…

– Капитан Фасмонова, – она достала из шкафа папку, села за стол и больше на меня не смотрела.

Лучше бы не говорил про звание, если не был уверен. Нормальный вариант упустил. Женщина на мужской работе, как известно, не бывает тверда в моральных устоях.

Я постучал в двести шестой.

– Входите!

Я зашел. Обычный кабинет органов. На окнах жалюзи, на подоконниках папки. За столом сидел лысый капитан – теперь я не перепутаю. Перед капитаном на табуретках сидели Бибо и еще два молодых парня в хæдонах с вышитыми валькнутами. Они встали, когда я вошел.

Я пожал руку сначала полицейскому, потом Бибо и его товарищам.

– Так вы, значит, и есть тот самый парламентер? Присаживайтесь.

Капитан Голлагов посмотрел на парней, и один из них отдал мне свой стул.

Я расстегнул пиджак и сел.

– Знаете этих орлов?

– Да, – сказал я, хотя знал только Бибо, а других просто видел на хъазте. – Один – мой помощник, другие тоже хорошие ребята. Поют в хоре «Ариаг».

– «Ариаг», значит? А в наших документах фигурирует другое название. Общественное движение… – Он запнулся, посмотрел в документы и кашлянул. – «Джелбетт».

Я взглянул на Бибо, тот сказал:

– Это значит «Добродетель».

Я как мог спокойно обратился к Голлагову:

– Организации могут пересекаться. Вот я одновременно член Парламента и Президиума Федерации дзюдо Северной Осетии.

– Дзюдоист, значит? А…

Я опередил его:

– Юру Голлагова, конечно, знаю. Он мне плечо вывихнул.

Я засмеялся, и Голлагов тоже.

– Меня Феликс зовут, – сказал он.

– Меня Реваз. Батразов.

– А я тебя видел, кажется, в Ir News и по телевизору тоже.

– Работа такая.

– А я вот вообще не умею с журналистами общаться. Хорошо, у нас Ида есть – отдувается за весь отдел.

– Фасмонова, что ли?

– Знакомы?

– Уже.

– Тогда ты должен понимать, почему ее любят в новостях показывать.

Я хмыкнул. Голлагов посмотрел по сторонам.

– Чай?

– Нæ, бузныг[47].

– Цæй-ма! Кæд дын «Хеннесси» нæ дæттын[48]. – Он включил электрочайник на подоконнике.

– Вернемся к повестке дня, – Голлагов поднял со стола бумагу, написанную от руки. – Заявление гражданки Крючковой Вероники Сергеевны, студентки Владикавказского колледжа электроники. «Десятого октября мы с подругами отдыхали в парке „Нартон“. Я станцевала под песню британского певца Эда Ширана Shape of You перед статуей нарта Сослана».

– Не статуей, а памятником, – буркнул один из парней, не поднимая глаз.

Чайник закипел и выключился.

– Сахар? – спросил Голлагов, делая мне чай из пакетика.

– Не надо.

Голлагов поставил чашку передо мной и продолжил:

– «Подруга сняла это на видео, которое я в тот же день выложила у себя в инстаграме[49]. Из-за этого видео граждане Фаратов Гатаг, Дзабугов Вячеслав и Ладзагов Бибо стали мне писать в директ различные угрозы. Они назвали себя активистами общественного движения „Джелбетт“. Я удалила видео, но они не отстали. Они подстерегли меня у колледжа и пытались заставить извиняться на камеру. Мне тогда удалось убежать. Они и сейчас пишут мне в директ оскорбления и угрозы. Прилагаю распечатки данных сообщений. Прошу проверить действия вышеуказанных лиц на предмет правонарушения и принять соответствующие меры».

Голлагов отложил заявление. Я понял, кто его написал. То видео многие успели посмотреть. Эта, извиняюсь, грязная дырка в шортах по самое некуда залезла на постамент, обняла Сослана и трясла задницей. Этим танцем она оскорбляет русский народ в лице себя. Но это дело русских. А вот то, что она исполняет такое перед фигурой, сакральной для осетинского народа, действительно заслуживает всяческого порицания с нашей стороны. Я что-то такое в комментах и написал. Девяносто два лайка собрал.

– А вот и пресловутые сообщения, – Голлагов протянул мне распечатки.

Я прочитал сообщение от Бибо: «Очень странно, что ты себя так ведешь, если местная. Совершенно никакого уважения к нашему менталитету. Думаю, будет лучше, если ты принесешь извинения всему осетинскому народу». Я поднял глаза от листа:

– А где здесь оскорбления и угрозы?

– Читай дальше.

Дальше были сообщения от других двоих:

«То, что ты шкура и не стесняешься этого, – дело твое. Но ты должна понимать, что значат для нашего народа памятники в этом парке. Это осквернение. Это как на вечном огне танцевать».

«Лучше сама выложи видео с извинениями, а то хуже будет».

«В смысле тем, что ты сегодня убежала, что ты выиграла? Мы знаем, где ты живешь. Мы не отстанем, пока не добьемся публичного извинения».

– Феликс, а ты сам смотрел это видео?

– Кто же его не смотрел.

– И как?

– По мне, так она либо действительно шкура, либо дура. Но она написала заявление. Мы обязаны реагировать.

– И что им светит?

– Если по максимуму, то сто девятнадцатая. От исправительных работ до двух лет.

– Несправедливо. В Москве девок, которые в церкви сплясали, на два года посадили. А мы из‑за девки, которая плясала на наших святынях, наказываем приличных ребят. И разве там есть состав преступления? Напиши, что не нашел, но с парнями проведена разъяснительная беседа. Отчитаетесь перед заявительницей и перед начальством. На крайняк на административку переквалифицируй. Что там будет? Оскорбление? Со своей стороны я готов представить положительную характеристику на задержанных.

– Эх, – Голлагов потянулся. – Надо, чтобы они написали расписки. Только я не знаю, как это все сформулировать.

Я встал и застегнул пиджак.

– Давайте все трое вон за тот стол, – скомандовал Голлагов, и парни резко подвинули табуретки к свободному столу. – Ручки и бумагу возьмите, – он протянул Бибо пачку бумаги и три ручки.

– Шапку сам продиктуй, – сказал я.

Голлагов продиктовал. После этого слово взял я:

– Пишите. «Настоящим подтверждаю, что капитаном полиции Голлаговым Феликсом…»

– Иналович, – подсказал Голлагов.

– «Иналовичем со мною проведена разъяснительная беседа на предмет действий в отношении Крючковой», как там ее?

– Вероника Сергеевна.

– «Вероники Сергеевны. Я осознаю, что перешел норму вежливого общения и едва не совершил административное правонарушение, предусмотренное…» Оскорбление какая статья?

– Пять, шестьдесят один.

– «Пять, точка, шестьдесят один Кодекса об административных правонарушениях РФ. Впредь я не позволю себе подобного поведения ни в отношении Крючковой В. С., ни в отношении иных лиц. Хамство недостойно осетина. Свои убеждения, нормы общественной морали и традиции своего народа обязуюсь защищать только в правовом