До пуска остаются считанные дни. Подготовка кипела, рабочих рук не хватало. В эти дни важность их воинской части выросла в глазах Филиппа и всех остальных. Уже ни у кого не оставалось сомнений, что они тут не просто так, чтобы драить казарму и чистить плац от снега. У всех были свои задачи, которые были по-своему важны и необходимы, хотя и выглядели порой незначительными. По крайней мере, так казалось Филиппу.

Филипп вместе со всеми ощущал необъяснимое волнение. По случаю торжественного события руководство части уже готовило небольшую концертную репетицию к приезду высоких чинов. Несколько раз взвод отправили в клуб – перенести аппаратуру, расставить стулья. Все носились и суетились – складывалось ощущение, что праздничный концерт чуть ли не важнее самого пуска ракеты!

Накануне дня пуска вечером на поверке сержант бегло оглашал списки нарядных:

– Наряд на КПП… Караул… Наряд по клубу – Пронин!

Филипп вздрогнул, невольно почувствовав участившийся пульс: «Клуб? Это ведь, где она работает?..»

В следующую минуту рота разошлась, а Филипп волей-неволей пошел получать инструктаж. Взводный, нервно перелистывая какие-то бумаги, буркнул:

– В клубе будет мероприятие. Твоя задача – обеспечить, чтоб туда лишняя муха не залетела. Смотреть, чтоб инструменты не растащили. Если что, сразу докладывай дежурному офицеру. Дежурным по части завтра заступает капитан Ласточкин. Ясно?

– Так точно, – ответил Филипп, ощущая странное волнение внутри.

Вероятно, порозовевшие щеки выдали его. Взводный прищурился:

– Что с тобой, Пронин?

– Ничего, товарищ старший лейтенант… Просто…

– Просто что?!

– Просто мухи зимой не летают, – нашелся вдруг Филипп, и сам был рад своему внезапному озарению.

– Рядовой Пронин, отставить шутки! Это дело государственной важности. Возвращайтесь в расположение роты, готовьтесь к отбою. Выполняйте!

– Есть! – Пронин развернулся на пятке, сделал классические три строевых шага, сгибая руки в локтях, и направился в сторону своей кровати, скрывая волнение.

После отбоя, как обычно, несколько солдат то и дело шастали на цыпочках к умывальнику, кто-то ворочался, старые кровати скрипели, не давая уснуть. Но Пронину и не хотелось спать.

Чутов что-то бурчал себе под нос, но вскоре успокоился и мерно засопел. Потом один за другим пришли отбиваться нарядные. Наконец все стихло. Рота спала.

В глубине казармы послышался скрип кровати. Между койками бродил боец с жестким выражением на лице, будто кого-то высматривая. При свете дежурной лампочки Пронин вдруг заметил, что это Скворцов. Он тоже заметил Филиппа и на мгновенье задержал на нем взгляд.

«Чего он опять пялится?» – успел подумать Филипп. И тут ему вспомнился разговор со Славой Северянко в один из первых дней, который произошел невзначай сразу после ссоры Славы с Локтевым, едва не дошедшей до драки: «А ты откуда знаешь?» – «Да об этом все уж говорят, Скворцов все уши прожужжал. Чаще в роте бывать надо…»

Филипп внимательно наблюдал за гитаристом из-под одеяла. Скворцов остановился у одной из кроватей, что-то шепнул лежащему на ней солдату, кивая в сторону Пронина. И как будто усмешка проскользнула у него на губах. Или показалось? Пронин снова насторожился, но отогнал дурные мысли: ладно, нужно поспать.

Утром во время умывания рядом с Прониным чистил зубы тот самый солдат, к которому ночью подходил Скворцов.

– Ну что, Пронин… Заступаешь в клуб, да?

– Угу. А что? – Филипп осторожно провел бритвой по щеке.

– Да так, имей в виду: в клубе разные люди ходят… Смотри не нарвись на что-нибудь, чего не ждал, – ухмыльнулся солдат.

– Что ты имеешь в виду? – театрально нахмурился Пронин.

Солдат еще более театрально приподнял бровь и с издевкой ответил:

– Ничего. Просто не все в жизни происходит так, как ждешь. Особенно когда кажешься себе везунчиком, – и с этими словами солдат вышел, оставив Пронина наедине со своими мыслями и бегущей из крана струей воды.

«Кто-то, похоже, меня явно недолюбливает. О чем он говорил – не нарвусь ли я? И почему назвал меня везунчиком? Неужели из-за клуба? Ну да, это лучше, чем выносить мусорные баки или на КПП мерзнуть… Да нет, здесь что-то другое…» – Филипп закрыл кран и вытер лицо вафельным полотенцем.

Спустя несколько часов Филипп уже стоял в фойе клуба, листая в руках журнал посетителей и заступая в наряд. Предшественник Филиппа, рыжий веснушчатый парень со смеющимся веселым лицом, не создавал проблем и сам хотел поскорее вернуться в свою роту. Смена происходила вполне буднично, если не считать редких восторженных возгласов рыжего:

– Ох, сегодня… Сегодня мы увидим! – и он лихорадочно теребил пуговицы кителя, поправлял ремень.

Наконец смена была произведена. Рыжий сдал наряд, передал Пронину связку ключей и радостно покинул фойе клуба. Пронин остался за столом у двери один и приступил к записи убывающих и прибывающих в клуб военнослужащих и гражданских. У всех чувствовалось какое-то волнение и напряжение, но было видно, что причина этих эмоций находится сегодня не здесь, а где-то в другом месте.

Скучать Филиппу не приходилось. То и дело сновали рядовые с барабанами, стульями, тромбонами, какими-то коробками, носили аппаратуру, лавочки и даже фортепиано. Все это сопровождалось озабоченными комментариями гражданских: «Осторожнее! Ради бога, несите осторожнее!» и «Я буду вынужден доложить майору Боровику». Магическое упоминание майора Боровика безотказно действовало на всех отрезвляюще.

В редкие минуты, когда все затихало, Филипп ловил себя на мысли, что вздрагивал каждый раз, когда открывалась дверь или становились слышны чьи-то шаги. Но появлялся либо прапорщик, который приказывал занести реквизит, либо очередной человек в гражданском пальто и шляпе, нервно и с почти плаксивым лицом сопровождавший делегацию из солдат с одинаковыми замученными и мокрыми от пота лицами.

И вот около девяти часов вечера в дверь заглянула она. Лиза. Вернее, Елизавета Ивановна. На ней была светлая кофточка, выглядывавшая из под воротника меховой шубки, и длинная юбка; волосы были высоко собраны в пучок почти на макушке.

Увидев Филиппа, она улыбнулась:

– Ах, вы на дежурстве?

– Так точно, – ответил он, чувствуя, как сердце медленно стукнулось о грудную клетку.

– Мне нужно пройти к музыкальному классу – у нас сегодня была репетиция, завтра снова… – она легонько вздохнула и потянулась за ручкой, чтобы оставить подпись в журнале.

Когда она наклонилась, Филипп увидел, как края кофточки чуть сильнее выступили из-под шубки, а светлый локон отделился от остальных и упал на тетрадный лист.

– Пожалуйста, – смутившись, Филипп попятился, пропуская ее. – Если что понадобится… я тут.

Он сказал это – и сразу понял, какую глупость сказал. Что ей, гражданскому человеку, руководителю военного оркестра,