Командиры стали в эти дни суровее, приказания отдавались жестче и четче. Капитан Ласточкин то и дело появлялся на машине то тут, то там с какими-то людьми в форме и в штатском. Ощущалось предвкушение чего-то существенного.

Позднее уже, оглядываясь назад, Пронин вспоминал эти первые дни много спокойнее. Но все же… все же впечатления от подготовки и того первого пуска сохранили свои краски и спустя много месяцев.

В один из тех дней Пронин получил от ротного необычное задание. Опорин не любил, когда в распоряжениях царил хаос, но тут уж, видно, не было иной возможности – дневальных засыпало работой, и он направил Пронина доставить пакет на КПП.

Пакет был с виду самый обычный – опечатанный толстый коричневый конверт из плотного картона, очевидно, с папкой документов внутри. Пронин не терзал себя мыслями, что в нем, просто исполнял поручение. Время уже было послеобеденное, начинало смеркаться.

На КПП Пронин адресата не застал, и лейтенант направил его в клуб.

Филипп испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он был не слишком счастлив от очередного «бегунка», заранее представляя, как будет докладывать Опорину о причинах задержки, подбирал слова. Это было не слишком приятно. Опорин не любил опозданий, и его мало волновали причины, даже если они были вполне объективны. С другой стороны, любопытство влекло Пронина в клуб, где он еще ни разу не был. Клуб представлялся чем-то менее казенным, чем казарма. Это было интересно.

Ускоренным шагом подходя – почти подбегая – к клубу, Филипп слышал доносящиеся откуда-то издалека изнутри звуки духовых инструментов. От приглушенных звуков музыки давно забытые ощущения всколыхнулись в нем. Что-то отозвалось внутри, будто он вернулся в далекое детство. Странно, непонятно и необычно было здесь среди армейских будней вновь прикоснуться к чему-то… неуставному.

Эти звуки неожиданно дали такой острый импульс, что мысли путались, едва не закружилась голова, но и об этом некогда было думать. «Да, а это задание совсем непохоже на обычные хозяйственные работы», – только успел подумать про себя Филипп, на ходу широко распахивая дверь клуба.

Теперь Филиппа отправили куда-то наверх, на третий этаж. Там, не позволяя себе задерживать внимания на чем-то ином, он отыскивал адресата пакета – майора Боровика. И наконец нашел.

Майор вышел из дверей одного из кабинетов, надевая куртку. Он бросил короткий взгляд на пакет и, кажется, не придал ему большого значения – будничная деталь в череде дел. В движениях его угадывалась наигранная поспешность, но что-то в нем выдавало человека беспечного, как будто все это ему было давно знакомо и уже успело надоесть порядком, но он смиренно выполнял свой долг, не имея и не ища возможности поступить иначе.

– Ах да, пакет! Спасибо, рядовой, – майор похлопал Пронина по плечу. – Ну, бывай! Опорину передай спасибо. – И он скрылся на лестничной клетке.

Внезапно все смолкло. Не было уже ни звуков оркестра, ни спешащих куда-то людей, а только пустой коридор с приглушенным светом. Филипп остановился и отдышался. Одна из лампочек в конце коридора мигала. Он пошел в ту сторону, решив спуститься по противоположной лестнице. «Как глупо. Я должен спешить обратно в роту, слушать скучнейшее однообразное информирование, когда здесь я могу побыть наедине с собой и услышать даже обрывки музыки».

Это был старый советский коридор, не знавший ремонта с момента постройки. Сложно было предположить, что видели эти стены. На дверях кабинетов Филипп читал таблички с потрескавшейся краской, написанные знакомым строгим шрифтом. Одна из дверей была слегка приоткрыта, и Филипп осторожно заглянул внутрь. В луче тусклого света, доносившегося из коридора, Филипп разглядел потрескавшиеся корешки нотных сборников. На стеллажах лежали вперемешку покрытые пылью тетради, книги, стояли музыкальные инструменты, покрытые невесомой тканью.

Филипп постоял так немного, изучая наполнение комнаты. Вдруг откуда-то послушался шум голосов. Филипп резко вскинул руку и посмотрел на часы – нужно было спешить.

Приближаясь к лестничной клетке, Пронин услышал голоса явственнее. Двое о чем-то оживленно беседовали наверху. Один из голосов, показалось, был… женским.

Лестничный марш хорошо освещался, и, спускаясь, Филипп непроизвольно поднял голову. На пролете четвертого этажа он мельком увидел сначала аккуратные женские туфли, затем приятное лицо девушки. Филипп невольно замедлил шаг. В этот момент их взгляды на секунду пересеклись. У нее в глазах была спокойная, вдумчивая улыбка. И что-то по-детски озорное вдруг скользнуло в ней. Эта улыбка неожиданно зацепила Филиппа и пробудила в нем легкое волнение.

Филипп ощутил непривычное покалывание внутри. Нужно было уходить. Он лихорадочно глянул на часы: время неумолимо текло – но остановиться хотелось еще хоть на пару секунд.

Через пару дней солнце впервые за долгое время стало наконец пробиваться сквозь туман свинцового зимнего неба. Была суббота, и никаких серьезных занятий не предвиделось. Филипп вместе с Чутовым и еще парой бойцов стояли в дальнем конце казармы у подоконника. Кое-кто читал письма из дома, еще несколько солдат устроились на табуретках напротив телевизора, остальные, казалось, слонялись без дела.

– Ну что, – протянул Чутов, широко зевая. – Думаете, опять гонять нас будут?

– Да все как обычно – парко-хозяйственный день, – пожал плечами один из ребят, щурясь от солнца. – Сейчас пойдем красить бордюры или что похуже.

– Спорим, поведут на уборку склада? – саркастически усмехнулся Филипп, бросив взгляд на аккуратно расчерченные линии плаца. Ныло плечо после недавних физнагрузок.

Через пару минут подошел взводный и важным тоном объявил, что им предстоит ответственное задание – навести порядок в каком-то подвале, а также еще в нескольких местах, куда, как выяснилось, не ступала нога человека лет двадцать, а то и тридцать. Часть бойцов моментально испарилась из поля зрения. Но были и те, кого идея, наоборот, воодушевила. Ребята взяли ветошь, метлы и старые зубные щетки для «труднодоступных мест».

– Зубными щетками? – ахнул Чутов и прыснул со смеху. – Да это ж мы до вечера там возиться будем, товарищ старший лейтенант!

Так и вышло. Они целый день бегали между складами с тряпками, разгребали пыль, выносили старые коробки, сортировали уже никому не нужные бумаги. Время от времени натыкались на старшего прапорщика, который беспрестанно курил, удивлялся, что за барахло тут лежит, затем разводил руками и уходил.

Войдя в одно из подвальных помещений старого склада, Филипп невольно остановился. Ребристые тени от железных стеллажей ложились на потрескавшийся бетон пола, и каждый шаг отзывался гулким эхом, будто они бродили