Рассказал хороший товарищ, художник, тоже из города N. Однажды в Париже ему для выставки понадобилось написать худую обнаженную женщину. Художник отправился на знаменитую Пляс Пигаль и привел проститутку, очень худую, какая и требовалась. Художник велел ей раздеться и приготовился рисовать. К его удивлению, она отказалась позировать, даже обиделась: “Я проститутка, а не натурщица”. Есть итальянский вариант той же истории: “Синьора, я вор, а не почтальон”, – на предложение грабителю самому подвезти украденные вместе с сумочкой документы. Вот какое самосознание у европейцев. “Понятное дело, – говорит Епиходов. – За границей все давно уж в полной комплекции”.

Прося знакомых и незнакомых людей помочь больнице деньгами, сверяясь с книжками, останавливаясь и переспрашивая коллег – здешних, московских, американских, – тут можно все-таки делать то, что считаешь правильным. Есть, однако, болезни, которые в городе N. невозможно лечить – по закону и потому что нет оборудования и врачей: приходится больных посылать в Москву, на худой конец в область. Одна из этих болезней – рак. Отставание от мирового уровня особенно разительно в онкологии: да, опухоль (и то не всегда говорят, чаще – “заболевание”), но у нас очередь из таких, как вы, и потом – плохая кардиограмма, приведите в порядок сердечный ритм, приезжайте через четыре месяца, а тогда уж – последняя стадия, “лечение по месту жительства”. “Обреченные” – так на своих евреев смотрели прибалты во время войны – зачем их напрасно жалеть, попусту тратить эмоции? – чего доброго, профессиональное выгорание произойдет. Больных не сбрасывают со скалы, не расстреливают, просто не лечат, да и люди приучены: есть важные вещи – Олимпиада, Крым, а бабки (в значении “пожилые женщины”), да еще больные, – они не важны. Но мы ведь не звери – построим хосписы: модное слово, и заведение модное, не зря начальству они так по душе. (Вообще-то хосписы призваны защищать от избытка лечения: чтоб, например, не меняли сердечные клапаны старикам с глубокой деменцией, а у нас и в здравом уме, если тебе за семьдесят, на операцию не попасть.)

Образец настоящего мужества явил аварец Ахмад – в больнице его история стала известна, когда благополучно закончилась.

Ахмад живет в далекой от города N. провинции, работает слесарем, и не то что в Европе с Америкой – он и в Москве не бывал. Несколько лет назад стал терять в весе, появились какие-то боли. Ахмад сходил в поликлинику, обнаружили опухоль. Онкологический диспансер: лечение сложное, надо обследовать сердце, легкие, записаться туда и сюда. Съездил в Москву, в известную клинику, тоже без толку. До хосписа (в народе их зовут подыхаловками) было еще далеко, но Ахмад догадался, что счет пошел не на годы – на месяцы, поговорил с семьей. В Бельгии (везет вам, аварцам, всюду у вас земляки!) обнаружился двоюродный племянник, который ему рассказал, что у них хорошая медицина, и появилась цель – попасть в Бельгию. Сбережения (две тысячи евро) ушли на взятку для визы – визу не сделали, но деньги вернули, и Ахмад попрощался с родными, доехал до Бреста, автобусом, пересек границу (есть для этого механизм) и через Польшу, Германию (немецкая медицина не хуже бельгийской, но племянник не говорил про Германию) на попутных машинах, не зная ни одного иностранного языка, попал наконец в Бельгию, где и сдался властям, попросил убежища, про болезнь свою не сказал.

Ахмада отправили в лагерь для перемещенных лиц – без часового на вышке, собак и колючей проволоки – общежитие в центре Брюсселя, комната на четверых. Кормили, сколько-то даже платили, статус беженца дают (или не дают) через несколько месяцев, которых в его случае не было, но Ахмад к врачу не просился, дожидался пока позовут.

Когда в одной из главных брюссельских больниц ему сделали операцию, по-видимому, удачную, и провели курсы “химии”, чтобы не рецидивировал рак, Ахмад объявил, что соскучился, хочет домой. За казенный счет, через международные организации, Ахмада из Бельгии выслали – самолетом, в сопровождении врача, от него и стала известна эта история. Дали огромный запас наркотических анальгетиков, которые, хочется верить, не пригодятся ему.

Ахмад себя держит с достоинством и совершенно без вызова. Храбростью и желанием жить заставляет вспомнить “татарина” среди поля – толстовский репей: “Какая, однако, энергия”.

– Доктор, а что такое инсульт?

– Это когда отнимаются руки и ноги.

– А мне жена говорит: хоть бы у тебя отнялся язык.

Понятно: дружная парочка, выпивают вместе по вечерам, вместе хозяйство ведут и кардиологу вместе морочат голову.

Следующему пациенту тоже больница нравится. Он обводит взглядом Большой кардиологический кабинет:

– Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева. – Тоже понятно: интеллигент, приехал издалека, успел у реки погулять, видел камень.

Понимание – основное условие жизни в городе N. Услышав лай незнакомой собаки или гудок соседского автомобиля, выглядывают на улицу – загадок быть не должно.

У больного инфаркт, большой, с осложнениями, весь вечер им занимались. Теперь, с утра, он собрался домой.

– С ума сошел. Надо его привязать, – говорит медсестра.

Нет, он в ясном уме. Хотя и с причудами:

– Какое сегодня число?

– Сегодня день рождения Всесоюзной пионерской организации.

Глянули в интернет – 19 мая, правильно. Он как попал сюда?

– На индивидуальном транспорте.

Ага, понятно: бросил машину под окнами, опасается за ее судьбу.

– Переставим, хотите? Дайте ключи.

– Да при чем тут?.. У меня от лекарств ваших печень болит. – Вранье.

Уговоры не помогли. Что же, еще один “тяготится пребыванием в стационаре” (отличная формула!) – каждый имеет право уйти. Рано, конечно, и суток еще не прошло – риск, и большой, но тут не тюрьма. Провода отцеплены, катетеры извлечены. А перестилать подождите: он скоро придет. И точно, минут через двадцать – звонок:

– Помираю, спустите лифт. – Отвез машину в гараж, вернулся сюда на такси.

У другого мужчины по имени Николай на руке загадочная татуировка: вовва. Что это? Откуда двойная “В”? Кроме нелепостей, ничего не приходит на ум. Спрашивать вряд ли прилично, но любопытство сильней. Загадка решается неожиданно: НОННА – так звали подругу его молодых лет, к ней ревновала жена. Чего не сделаешь ради любви? – снова пришлось потерпеть, несколько черточек наколоть, “Н” заменить на “В”.

В мелькании лиц, характеров, ситуаций протекает больничная и околобольничная жизнь. Пациентов через терапевтическое отделение, включая амбулаторный прием, за время работы в городе N. прошло уже свыше двенадцати тысяч, большинство – по нескольку раз. Забывается все, если не записать: и погорельцы, и уголовник Володя, и шлифовальщица с Первого часового, и набожная кладовщица, и инженер К. (“Гвардия не сдается”, у