Уолт устроил на американском рынке настоящий переполох: он по частям распродавал империю, которую создавал на протяжении — двадцати лет, и делал это настолько стремительно, что создавалось впечатление, что у него есть на это лишь несколько дней. Причину своего решения он объяснил только одному человеку, Габби.

— Понимаешь, Габби, все это зашло слишком далеко. Работая с лекарствами, мы берем на себя ответственность за человеческие жизни. Если бы фирма была поменьше и можно было контролировать все операции и филиалы, я узнал бы о том кошмаре, который случился в Бразилии, и мог бы это прекратить.

— Но кто знает, пошел бы ты на это?

— Надеюсь, что да, друг. Неужели ты думаешь, что я настолько жаден, что допустил бы такие страдания? Габби, от кого-кого, но от тебя я этого не ожидал! — Уолт отреагировал на слова друга гораздо спокойнее, чем воспринимал сомнения в своей порядочности раньше, но все равно почувствовал себя обиженным. — А знаешь, возможно, я действительно не остановил бы этот проект, — помолчав, добавил он и ударил по столу кулаком. — Ни на кого нельзя положиться — только на себя самого?

— Может, и так. Но я не понимаю, почему ты винишь во всем себя. Только вспомни, сколько лекарств буквально убивают людей, сколько председателей правления подают в отставку, а компаний становятся банкротами!

— Пусть это будет на их совести, но с меня хватит: у меня на душе и так достаточно грехов, чтобы выносить еще и это.

— А как же твое честолюбие?

— Глупости все это. Денег мне и так хватит до конца жизни — но что это будет за жизнь? У меня нет ни одного по-настоящему близкого человека, а мой единственный ребенок медленно умирает жестокой смертью.

— Но ты же сущий трудоголик, на что ты будешь тратить свое время?

— Чем-нибудь займусь — может, стану садовником.

— Садовником?! Хотел бы я на это посмотреть! — расхохотался Габби.

— Ты что, зол на меня? Если хочешь, я подыщу тебе приличное место, возможно, даже удастся оставить за тобой должность вице-президента нашей компании.

— Да на кой мне это? Последние несколько лет я продолжал работать лишь потому, что не хотел оставлять тебя. Я так гордился тем, чего ты добился! Честное слово, я совсем не против столь раннего выхода на пенсию. Хочу купить нам с Лиз квартирку где-нибудь на Гавайских островах, покуривать травку и смотреть на волны.

Казалось, эта перспектива действительно привлекала Габби.

Когда Черити, залечив ногу и наконец-то вернувшись от друзей, узнала о решении Уолта, она пришла в ярость.

— Какого черта ты делаешь это со мной? — с порога крикнула она, когда Уолт поздно вечером вернулся домой.

— Потому что всё это меня больше не интересует, — ответил он.

— Что за чушь! Подумать только, тебя больше не интересует то, чем ты занимался всю жизнь, и ты решил все продать? Уолт, ты ведешь себя, как капризное дитя: А как же я? На что мы будем жить?

— Я выручу за своп компании очень значительную сумму. Я выплачу тебе громадные отступные, и ты сможешь продолжать вести тот образ жизни, который тебе нравится. Что я буду делать с остальными деньгами — это мое личное дело.

— Отступные? Ты сказал «отступные»? — встревожилась Черити. — Ты про что?

— Я хочу развестись с тобой, Черити, вот и все. Тебе нечего бояться: у тебя будет достаточно денег.

— Ты не можешь со мной развестись и сам прекрасно это знаешь. Ты забыл, куда я могу обратиться?

— Можешь делать что угодно, теперь мне на все наплевать, поняла? Не вижу смысла продолжать жить в этом мертворожденном браке: я не люблю тебя, а ты не любишь меня.

— И ты говоришь мне это после всего того, что я для тебя сделала? Я полюбила тебя с первого взгляда и никогда не прекращала любить!

— Нет, Черити, ты меня не любишь — ты любишь владеть мной. Я больше не хочу, чтобы мною владели. — Уолт повернулся, чтобы уйти.

— Пожалуйста, Уолт, не уходи! Почему ты меня бросаешь? У тебя есть другая, ведь так? Ты уходишь к другой женщине? — в страхе затараторила его жена. — Послушай, Уолт, я всегда знала о твоих любовницах, мне это совсем не нравилось, но я смирилась, лишь бы ты был счастлив! Для меня главное, чтобы ты всегда возвращался. Так не бросай же меня сейчас! Уолт, не уходи! — взмолилась она.

— Ни к кому я не ухожу. Я хотел бы, чтобы это было так, но… Я устал от такого образа жизни и от того, что делаю. У меня нет желания продолжать жить с тобой, так что можешь взрывать свою бомбу.

С этими словами он захлопнул за собой дверь, а Черити осталась рыдать посреди своей расчудесной гостиной, которую ей так правилось называть салоном.

Несколько дней спустя погруженный в раздумья Уолт сидел в самолете, летящем в Орегон. Он проконсультировался со своими адвокатами и узнал, что все еще может попасть в тюрьму за убийство, совершенное им много лет назад. «Но с другой стороны, — говорили ему юристы, — существуют и смягчающие обстоятельства, прежде всего ваш возраст в момент совершения преступления — вам тогда даже не было восемнадцати. Если бы ваш отец погиб несколько недель спустя, это было бы совсем другое дело». Еще Уолту сообщили, что если бы он смог уговорить мать выступить на суде в его защиту и рассказать, каким издевательствам отец подвергал их обоих, то, по всей видимости, его поступок квалифицировали бы как непредумышленное убийство и ограничились условным сроком — иными словами, ответственности удалось бы избежать. Но сейчас Уолт как раз размышлял над тем, хочет ли он избежать ответственности. Он пришел к выводу, что если бы ему назначили длительный срок лишения свободы, то чувство вины уже не давило бы на него так сильно. Но что если это не поможет ему и он будет лишь попусту гнить в тюрьме? «Надо будет сначала поговорить с матерью — на этот раз ей не удастся отделаться от меня», — сказал себе Уолт. Быть может, Розамунда все решит за него?

Снятый напрокат автомобиль остановился перед жилищем его матери. При виде дома, в котором прошло его детство, сердце Уолта, как всегда, замерло: снаружи дом выглядел точно таким же, как тридцать лет назад, ну разве что