— Вика! — сказал Игорь. Нет, воскликнул.

На нём было всё то же пальто, что и год назад, но взгляд другой. Как у человека, который наконец-то решился на подвиг, а потом не знает, куда деть руки. В руках цветы и маленькая коробочка. На лице уверенность в том, что сейчас всё станет правильно, как в инструкциях к бытовой технике.

— Я всё понял, — начал он с пафосом. — Хватит играть в независимость. Я готов.

— К чему именно? — осторожно уточнила я.

— Ко всему! — ответил он, будто делал предложение не мне, а мировой гармонии. — Переезжай ко мне. Ты не будешь больше работать, я обеспечу. С родителями жить не будем, куплю квартиру. Хочу семью, сына, назовём Никитой, в честь деда.

Он говорил быстро, словно боялся, что реальность не успеет за его скоростью.

Потом достал из кармана коробочку. Щёлк. Кольцо блеснуло, нарочито, как рекламный щит с лозунгом «Живи, как в кино».

Я вдохнула. Хотелось как-то мягко, но получилось просто:

— Игорь… нет.

Он моргнул, как человек, который случайно нажал не ту кнопку в презентации.

— В смысле «нет»? Я всё продумал! Всё идеально.

— Вот в этом и проблема, — сказала я тихо. — Всё идеально, кроме меня в этой схеме.

Он растерянно засмеялся, потом нахмурился.

— Ты опять боишься стабильности. Я знаю таких. Им подавай страсть, нервы, неопределённость! А потом плачут под сериал.

— Возможно, — согласилась я. — Но мне хотя бы не скучно с собой.

Он шагнул ближе, поставил цветы на прилавок.

— Ты даже не посмотрела кольцо. Оно дорогое, не просто так.

— Я верю. Просто я не ношу чужие сценарии. Даже с бриллиантами.

Он выдохнул, будто я выбила из него весь воздух.

— Я… не готов к такому.

— Я тоже, — ответила я. — К жизни без себя внутри.

Игорь опустил взгляд. Цветы в его руке померкли, как кадр без света. Он кивнул, поставил коробочку на прилавок — аккуратно, почти с уважением.

— Всё равно позвоню, — сказал он. — Просто… не могу иначе.

— А я могу, — ответила я.

Дверь хлопнула тихо, но эхом отозвалась в груди. Я стояла посреди «Софии», окруженная книгами про любовь, и вдруг поняла, что ни одна из них не предупреждает, что иногда самое трудное «нет» — это честное «да» себе.

* * *

Я вышла на Невский, как на длинную, нескончаемую мысль. Люди текли в обе стороны, кто-то с кофе, кто-то с усталостью, кто-то с делами и мечтами, и город принимал всех одинаково спокойно, как старый музей, привыкший к посетителям с разбитыми сердцами.

«Степан и я через сорок лет, — представила я. — Тишина, два кресла у окна, шахматы, чай в одно и то же время. Спокойно. Но без света. Мы, как хорошо вымытые чашки: чисто, но пусто».

«Я и Кирилл? Картинка не собирается. Много искр, но дом от этого не зажечь. Тепло на секунду, потом снова холодно».

«Я и Игорь? Это стабильность с функцией “контроль”. Я управляю им, его мама мной. Вечный корпоратив под лозунгом “всё под надзором”».

Я свернула во двор-колодец, где стены слушали лучше, чем люди, и рассмеялась вслух.

— Вика, — сказала я себе, — ты опять путаешь любовь с режиссурой. Влюбляешься не в людей, а в сценарии. А потом репетируешь боль по тексту, который сама написала.

* * *

Кафе на углу встретило меня зеркалами и одиночеством на всех столиках. Я заказала американо без молока, без сахара, без оправданий. Горький, честный, как утро после важного решения. Сделала первый глоток и телефон ожил, будто знал, когда ударить по равновесию.

Степан: «Как день? Когда увидимся?»

Кирилл: «Можно поговорить?»

Игорь: «Прости. Я перегнул. Но предложение в силе».

Три окна. Один экран. И я между ними, как пунктир между адресатами.

Я поставила чашку, наблюдая, как по стенкам медленно стекает след кофе. «Мужчин в стране меньше, чем женщин, — вспомнила я из какого-то интервью. — А у меня трое на линии. Это не статистика. Это гарем с переработками».

Представила: личный гарем имени Вики. Один варит пасту, другой спорит с миром, третий пишет финансовый план моего будущего. Все заняты мной, но ни один не знает, кто я на самом деле. В финале я, уставшая султанша с синдромом менеджера по чувствам.

Смешно. И немного страшно. От мысли, что, возможно, любовь теперь всегда будет выглядеть как переписка с тремя чатами.

Все решено… Ну, скорее всего, да.

* * *

Вернулась в «Софию», как домой, где всё на своих местах, кроме меня. Игорь всё ещё сидел у прилавка, с тем лицом, что бывает у людей после несостоявшегося чуда.

Вера, как хозяйка эмоционального кризиса, разливала чай по кружкам. Её голос звучал мягко, но с железом под бархатом:

— Мы ценим ваши чувства, молодой человек. Но чувства — это глагол, не существительное. Их нужно делать, а не объявлять.

Игорь встал, осторожно, будто из стекла. Поставил чашку, посмотрел на меня.

— Прости. Я, кажется, слишком всё упростил. Мы ведь друзья и коллеги, верно?

Я кивнула.

— Верно. И давай так и оставим. Без побочных эффектов.

Он сжал губы, хотел что-то добавить, но передумал. Просто развернулся и ушёл. Дверной колокольчик звякнул тихо, как точка в переписке.

Вера сделала глоток чая и посмотрела на меня поверх чашки:

— Если что, он не пропадёт. Мужчины с иллюзиями всегда всплывают. Главное, ты сама не утони в их попытках тебя спасти.

Я усмехнулась, чувствуя, как под смехом шевелится усталость.

— Пытаясь не утонуть, — сказала я. — Как умею.

— Главное — не ныряй обратно, — ответила Вера. — Спасай себя, а не сюжет.

* * *

Вечером я стояла у двери Степана, как школьница у кабинета директора, готовая к выговору, но без чувства вины. Он открыл сразу, будто ждал, хотя я не писала. Его квартира встретила тем же порядком: идеальные линии, ровный свет, ни одной эмоции не вне полок. Всё на своих местах, кроме меня.

— Заходи, — сказал он спокойно и отступил, уступая проход.

Я прошла, не снимая пальто. Воздух пах аккуратностью. Даже его молчание было вежливым.

— Я пришла сказать правду, — начала я, и голос дрогнул, как чайная ложка в пустой чашке. — Наши отношения ошибка. Не потому что ты плохой. Наоборот, ты