– Надеюсь, что Поэт не намеренно совершил свой ужасный проступок? – спросил я.

– Поэт тут не виноват, – успокоил меня мой провожатый. – Он работает в лаборатории, где имеют дело с магнитами.

Не решаясь злоупотреблять далее любезностью моего спутника, я сказал ему, что дальнейший осмотр зала я продолжу один, – и он ушел. Я же вмешался в толпу Поэтов, и, когда один из них подошел с рукописью к МОПСу, я последовал за ним. МОПС очень быстро прочел рукопись и начал ее комментировать. Очевидно, от многократного общения с Поэтами и плохими стихами он давно разучился говорить прозой. Произносил он свою речь-рецензию нараспев, мягким баритоном, стараясь не обидеть Автора:

Стихи – сплошная вата, рифмовка слабовата,

Читать их трудновато, жалею вас как брата.

Стихи рациональны, не эмоциональны,

Отнюдь не гениальны, а выводы печальны.

Шепну вам осторожно: печатать их не можно,

Читатель ныне строгий, а стих у вас убогий.

Творить вы не бросайте, но классиков читайте…

Я не стал слушать продолжения и подошел к БАРСу, возле которого сидел другой Поэт. БАРС тоже вел литконсультацию стихами:

…Поэма «Водопой» суха, и нет в ней музыки стиха;

Она уныла и длинна, отсутствует в ней глубина;

Я очень уважаю вас, но мал в поэме слов запас,

В ней образов удачных нет, хоть вы талантливый Поэт.

С печалью МАВРА[31] вам вернет раздумий ваших мудрый плод,

В печать поэма не пойдет, но вас в грядущем слава ждет…

Я отошел от БАРСа и направился к агрегату по прозвищу ПУМА[32]. Одновременно со мной к этому механизму подошел Человек средних лет и подал довольно толстую рукопись.

– Не посмотрите ли мою книгу «Вздохи и выдохи»? Сто сорок стихотворений…

ПУМА взяла рукопись и моментально прочла ее.

– У ВОЛКа были?

– У всех был. И у Людей, и у агрегатов. Недопонимают, – уныло ответил Поэт.

– «Вздохи и выдохи» можно издать тиражом в один экземпляр, – ласково сказала ПУМА. – Вас это устроит?

– А нельзя ли хотя бы в два экземпляра? – робко молвил малоталантливый Поэт. – И чтобы тираж на последней странице был указан в миллион экземпляров. Или даже больше.

«Какое безобразие! – подумал я. – В старину это называлось „очковтирательством“ и „липой“. Конечно, ПУМА откажет ему в этой дикой просьбе и сделает соответствующее внушение».

Но каково же было мое удивление, когда ПУМА ответила согласием на просьбу Поэта!

– Хорошо, – сказала она. – Издадим «Вздохи и выдохи» условным тиражом в два миллиона и фактическим в два экземпляра. Укажите, какую обложку вы предпочитаете, какой формат, какой шрифт и какой сорт бумаги. – С этими словами она подала малоталантливому Поэту папку с образцами. – Выбирайте.

Возмущенный действиями Поэта и агрегата, я поспешил к Редактору-Человеку Отдела поэзии. Не желая делать неприятность данному Поэту, я задал вопрос в общей форме: бывают ли случаи, когда ПУМА ошибается и выполняет заведомо аморальные требования Авторов? Так, например, может ли она, запланировав тираж в два экземпляра, указать в тексте книги, точнее – в издательских данных, что книга вышла тиражом в два миллиона экземпляров?

К моему удивлению, Редактор ответил, что ПУМА так и программирована.

– Агрегат программирован на ложь! – воскликнул я. – Первый раз слышу такое!

– «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», – процитировал Редактор слова классика. И затем добавил: – Этот обман никому не причинит зла. Поэт обманывает только себя, утешаясь этим обманом. И не надо его огорчать.

– Мне вообще непонятно, зачем издавать книгу, которую никто не будет читать, – сказал я.

– Надо быть терпимым, – проговорил Редактор. – Общество настолько богато, что может издать Поэту книгу, хоть Обществу эта книга и не нужна. Почему бы не доставить радость Человеку!

Признаться, такая логика показалась мне странной, и я ушел от Редактора, нисколько не убежденный им. «Хорошо все-таки, что я не Поэт, – подумал я. – И книга моя выйдет не условным миллионным тиражом, а самым реальным пятитысячным».

18. Остров моего имени

Зима в том достопамятном году была суровая. Нева стала рано, залив уже в ноябре покрылся прочным льдом, и из моего окна видны были лыжники и аэробуеры, скользящие по его поверхности. Мы с Надей жили теперь в том же доме, где и мои и Андрея родители, только в другой квартире. Моя «Антология» была сдана в набор, и я ждал корректуру, а тем временем принялся за новый труд – «Писатели-фантасты XX века в свете этических воззрений XXII века». Надя помогала мне в этой работе – разумеется, чисто технически. Ее идеальная память нашла наконец себе должное применение. Андрея я давно не видел – я знал, что он очень занят, и не хотел ему мешать. Все только о нем и трубили. Поэты сочиняли скороспелые вирши об Андрее Светочеве, где сравнивали его то с Прометеем, то еще бог весть с кем; газеты посвящали ему целые подвалы с громкими шапками вроде: «Аквалидная цивилизация», «Техническая революция» и т. д. В журналах же печатались большие статьи под заголовками: «Аквалид и Дальние Звезды», «Эра моносырья», «Пересмотр земной экономики». Меня удивляла эта шумиха, она казалась мне несерьезной и преждевременной: ведь самого-то аквалида еще не было. Впрочем, зная характер Андрея, я был за него спокоен: все эти воздаваемые авансом почести ничуть не волновали его, и нужны они ему были как собаке пятая нога – да простит меня Читатель за некоторую грубость этой старинной поговорки.

Надя уже не раз говорила мне, чтобы я съездил навестить Андрея на Матвеевский остров – остров моего имени. Однако, поглощенный своей новой работой, я все время откладывал эту поездку. Но, как в старину говорилось, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Однажды вечером Андрей навестил меня.

– Я к тебе с просьбой, – начал он с места в карьер. – Не поможешь ли ты мне пригладить одну статью? Я написал ее для детского научно-популярного журнала, очень просили. Но я не умею излагать свои мысли в общепонятной форме, это у меня коряво получается. Ты прочти, почеркай. Ничего, что я от руки написал? У меня почерк неразборчивый.

– Почерк-то у тебя разборчивый, – ответил я, – но ведь вся эта техническая премудрость мне непонятна.

– Да нет, я тут все без формул изложил, ведь это для детей. Тебе надо только причесать статью стилистически. Ведь у тебя хороший слог.

– Хорошо, я сделаю что могу, – ответил я. – Но, кстати, почему Нина