– А что с Ниной? – спросил я.

– Вчера она каталась на буере и не рассчитала, налетела на торос. Ушибла плечо. Сидит теперь дома и глотает порошки, а Врача вызывать не хочет. Боится, что тот эвакуирует ее с острова.

– Скажи, какого цвета был буер? – обратился я к Андрею.

Андрей посмотрел на меня удивленно и ответил:

– Красного. Но что за странный вопрос!

– Ничего не странный, – небрежно сказал я. – Вам, Техникам, все кажется странным.

Конечно, с точки зрения всякого здравомыслящего человека, мой вопрос был странен. Но ведь я-то видел на экране АНТРОПОСа, что Нина садилась в красную лодку. Я сразу отчетливо представил себе эту красную электромоторку с надписью «Эос» на борту. Лодка была красная, буер – тоже красный… И внезапно на сердце у меня полегчало. Все эти месяцы я тайно беспокоился за будущее Нины, помня прогноз АНТРОПОСа, а теперь мне стало ясно, что АНТРОПОС ошибся. То есть в какой-то мере он оказался прав, но в самой печальной части своего прогноза ошибся.

Ход моих рассуждений был таков. АНТРОПОС мыслит расширенными общемировыми категориями. Залив, море – для него это масса воды. Лед – это частное, местное явление. Логически лед – это просто замерзшая вода. АНТРОПОС и дает его как воду. Буер – это небольшое суденышко, движущееся по поверхности воды – льда. АНТРОПОС воспринимает его как лодку. Торос, на который налетел буер, – это тот скалистый берег, на котором якобы погибла Нина. Но исхода аварии АНТРОПОС не предвидел, недаром он ошибается в двадцати случаях из ста: Нина жива, только ушибла плечо.

С души моей спала подспудная тяжесть, мне стало легко. И сам этот остров, названный моим именем, весь застроенный непонятными сооружениями, показался мне милым и уютным.

– Вот мы и пришли, – сказал Андрей.

Мы стояли перед одноэтажным пластмассовым домом, в котором жил Андрей. Не стану описывать вам этот дом – вы все его отлично знаете: там теперь филиал мемориального музея А. Светочева.

Мы вошли. Нас встретила Нина. Она очень похорошела с той поры, когда я расстался с нею. Правда, она была бледна, но и это к ней шло. Плечо у нее, видно, болело сильно, но она крепилась.

Я познакомил ее с Надей. С огорчением я заметил, что они друг другу не понравились. Не то чтоб между ними возникла неприязнь – нет, они просто не нашли общего языка. И даже когда Надя на память продиктовала МУЗЕ исправленную мною статью Андрея, Нина нисколько не восхитилась ее феноменальной памятью. Сама же статья понравилась и Нине, и Андрею.

После ужина Надя сразу же ушла спать в отведенную нам комнату. Нина осталась в столовой-гостиной, а мы с Андреем пошли в его рабочую комнату. Он засел за какие-то чертежи и таблицы, я же принялся рассматривать его альбом с марками. Это длилось довольно долго.

– Иди-ка лучше спать, – сказал я Андрею, – утро вечера мудреней. И потом, есть такая старинная пословица: «Перед смертью не надышишься». Только не пойми ее буквально.

– Ты завтра увези этот альбом с собой, – проговорил Андрей. – Если что-нибудь со мной случится – бери себе. А если все будет в порядке – верни. Чур, не зажиливать!

– Ладно, возьму, так и быть, – ответил я. – И честно верну. Очень нужны мне твои аляповатые зверюшки!

– От портретника слышу! Бей портретников! – Он вскочил со стула, схватил с дивана подушку и ударил меня по голове. Я схватил другую подушку – и началась катавасия, как в старину говорилось.

– Развозились, как маленькие! – с притворной строгостью сказала Нина, войдя в комнату. – Весь дом трясется.

– Не мешай, Нина, идет бой между добром и злом! – крикнул Андрей, принимая мой очередной удар подушкой и пытаясь нанести мне ответный.

В это время кто-то постучал в наружную дверь. Я сразу догадался, что это какой-нибудь механизм: люди имели право входить без стука.

– Можно, – сказал Андрей, выходя в прихожую.

Дверь открылась, и в клубах морозного пара появился УЛИСС.

– Срочное сообщение, – изрек он. – В суперреакторе номер три обнаружил неполадку типа альфа триста двадцать один.

– С этим надо обращаться к ЭЗОПу[34], – строго сказал Андрей. – Сколько раз говорил, что вопросы, степень важности которых ниже градации В, меня не интересуют.

– Выслушал. Иду к ЭЗОПу, – бесстрастно ответил УЛИСС и вышел, аккуратно закрыв за собою дверь.

– Удивительно бестолковы эти УЛИССы, – посетовал Андрей. – Горе мне с ними. И когда, наконец, мы избавимся от этой допотопной техники!

Не прошло и минуты, как наружная дверь снова открылась и в прихожую без стука вошел другой агрегат. Он был невелик – ростом с десятилетнего ребенка; за плечами его поблескивали сложенные крылья.

– Почему вы вошли без стука? – строго спросил я его. – Много воли вашему брату-агрегату дают!

– Мне разрешено без стука, – с некоторой обидой ответил механизм и затем, обратясь к Андрею, сообщил: – Накопление субстрата идет нормально. Но в Главном корпусе, в узле дельта сто семнадцать, обнаружил неполадку типа А двадцать один.

– Сейчас иду, – ответил Андрей. Затем, обратясь ко мне, сказал: – Это ЭРОТ[35], новинка нашей техники. Ему разрешено входить без стука. А ты не хочешь посмотреть Главный корпус?

– Почему же нет, охотно посмотрю, – с готовностью ответил я, чтобы не огорчать Андрея.

– Я тоже, пожалуй, пройдусь с вами, – сказала Нина. – Похожу – может, и плечо пройдет.

– Ничего себе способ лечения, – молвил я, набрасывая Нине на плечи синтемовую шубку. – Медицина на уровне шаманов. Тебе надо просто вызвать Врача.

Но она пропустила мои слова мимо ушей – это было в ее духе.

Мы вышли из дома на мороз. Красный вращающийся прожектор горел на мачте, и весь остров был залит красноватым тревожным светом. Впереди нас молча шагал странный агрегат со сложенными крыльями. В нем чувствовалась какая-то неприятная самостоятельность, даже самоуверенность.

– Мы отлично знаем дорогу, – сказал ему Андрей, – а вот в Главном корпусе надо включить свет.

ЭРОТ легко оттолкнулся от земли, расправил крылья и полетел. Вскоре в Главном корпусе зажглись окна.

Когда мы вошли в это здание, меня поразила его величина: снаружи Лаборатория не казалась такой большой. Огромный, ярко освещенный зал уходил вдаль. По обеим сторонам прохода стояли какие-то чудовищные машины и сооружения. У приборов, следя за циферблатами, молча стояли дежурные УЛИССы. Вверху, под прозрачной крышей, где переплетались тысячи кабелей и трубопроводов, беззвучно летали два ЭРОТа.

Андрей прошел в дальний конец зала, и вскоре его не стало видно, он