– А это уже не ваше дело, капитан, – сухо отвечает ему черноусый мужчина. – Не вам мне указывать, как с преступным миром бороться.

Ваня Пухляков говорит:

– А кому же тогда указывать? Вы нам указывали дорогу туда, – он показывает движением головы на восток. – Теперь, может быть, и мы вам сумеем указать.

В кабинете директора конезавода Татьяна Шаламова выслушивает подъехавшего к конторе на дорогой заграничной машине цыгана Данилу.

– По чьему приказу в степи расставлены кордоны? – спрашивает Данила.

– По моему, дядюшка Данила, – спокойно отвечает Татьяна. – Мы же, кажется, с вами без пяти минут родственники.

Данила охотно переходит на насмешливо-дружелюбный тон:

– Да, если бы не этот афган, который вам с Данилкой свадьбу сорвал, то уже были бы и родственники. Но, откровенно сказать, понравился мне этот ваш афган. Не выдерживает Данилка рядом с ним. Только вот напрасно он афганские порядки наводит в нашей степи. Я представителю иностранной фирмы хотел показать табуны, а он потребовал пропуск.

– По моему приказу, дядюшка. Вообще бы вам сначала надо было к директору конезавода заехать, познакомить своего немецкого гостя с ним. Говорят, что это знаменитый на всю Германию коневод. Не грех и у него ума набраться.

– Я вижу, мы с вами сможем договориться. Немцы на хороших условиях предлагают в наше коневодство свою струю влить. Обещают многомиллионные барыши за наших конематок и жеребцов.

– Оба мои деда остались в Германии лежать. Они нам должны еще и за это заплатить.

– И заплатят, – уверенно говорит старый Данила. Из папки со змейкой он достает бумагу и протягивает директору конезавода через стол. – Здесь все написано.

– Контракт, – вслух читает Татьяна Шаламова. – Интересно. Если у вас это лишний экземпляр, оставьте его у меня, надо будет посмотреть. Я директор конезавода молодой, кое с кем и проконсультироваться не грех.

Охотно соглашается старый Данила:

– Я вижу, вы деловой человек, без эмоций. Откровенно говоря, Татьяна Ивановна, надоело только с эмоциями дело иметь. Пришла пора деньги считать.

– Я с вами совершенно согласна. За донскую элиту можно хорошие деньги получать. Только вот кто их будет получать, в этом вопрос.

Останавливается «тойота» у окраинного домика поселка, в котором бабка Макарьевна принимает гостей на ночь, торгует вином. И вот уже цыган Данила, разговаривая с Макарьевной, спрашивает:

– Новый директор конезавода у вас квартирует?

– Пока у меня, – отвечает Макарьевна. – Но, должно быть, скоро на квартиру генерала Стрепетова перейдет. Как только он в Казахстан уедет.

– Мне интересно, бабушка, узнать от вас, как в здешних краях жил мой племяш.

– Какой племяш?

– Будулай.

Не сразу отвечает Макарьевна, испытующе смотрит на старого цыгана Данилу:

– Его давно и след простыл. Говорят, подался своего сына искать.

– Разве у него есть сын? Я знаю, что дочка у него.

– Видела я и дочку. Приехала искать свою тетку и попала на похороны. Убили ее.

– Кто убил?

– Об этом я ничего не знаю. А вот другие говорят, что, кроме дочки, и сын у него есть. Но может быть, цыганское радио и брешет.

– У вас тут много цыган?

Бабка Макарьевна не спешит отвечать старому цыгану, и тот, отщелкнув свой чемоданчик, достает из него хороший цыганский платок.

– На память о нашем знакомстве.

Накинув платок на плечи и покрасовавшись перед зеркалом, Макарьевна все же осторожно отвечает:

– И цыган много, и казаков.

– А кого больше?

– Середка на половину.

– И хорошо они между собой живут?

– Все время жили по-людски, а теперь какая-то вражда между людьми пошла. Много разных чужих людей командируется по степи, смущают народ. Одни говорят, что скоро казаки всех цыган начнут резать, другие грозят, что цыгане уведут за Волгу донские табуны. А третьи…

– А что третьи говорят?

– Про гражданскую войну. Опять брат на брата, отец на сына пойдут. Да уже и начинают идти. При Сталине хоть порядок был, боялись его. Наш народ привык кого-нибудь бояться, привык, чтобы хозяин был.

– А как вы, бабушка, считаете?

– С меня какой спрос, я свое уже отдежурила. Но все-таки, если бы на телик меня пустили, сказала бы, что пора уже перестать кровушку лить. Я за свою жизнь уже четырех мужей похоронила, а два сына не вернулись с последней войны. – Она снова приосанивается в накинутом на плечи платке и благодарит своего гостя, интересуясь: – Это сколько же он по нашим временам стоит? Зря такие подарки не раздают.

– Я, бабушка, и не зря вам его подарил. Мне было интересно про ваш конезавод услышать от вас, и про казаков, и про цыган. До свиданья, бабушка.

Уходит странный гость Макарьевны. Выглядывая в окно, она видит, как отъезжает он от ее двора в заграничной машине. Задумывается, покачивая головой. Потом вдруг спохватывается, увидев у ножки стола забытый гостем чемоданчик. В накинутом на плечи платке с чемоданчиком в руке выбегает за ворота, но заграничной машины со странным гостем и след простыл. Вместо нее она видит подъезжающую на своей машине Татьяну.

– Что это за платок у вас, бабушка? – с восхищением спрашивает она.

Бабушка Макарьевна, потрясенная случившимся, протягивает ей чемоданчик.

– Да тут был у меня один человек. Про казаков и цыган расспрашивал и про тебя, а потом уехал и свой чемоданчик забыл.

Татьяна рассматривает чемоданчик.

– Нет, не забыл, бабушка. Этот чемоданчик мне уже знаком. И про меня он тебя не зря расспрашивал.

Она вдруг отщелкивает крышку чемоданчика, и бабка Макарьевна, потрясенная, хватается руками за голову. Чемодан набит пачками денежных купюр. Все сторублевки, перехваченные банковскими ленточками. Все новенькие, одна к одной.

Возвращаются из поездки по степи Ваня Пухляков с водителем. Опять встречается им ветеринар на мотоцикле, но уже без спутника. Зачем-то он снова едет из поселка в степь. Должно быть, неотложная нужда заставляет его. То на одном, то на другом, то на третьем отделении останавливается мотоцикл Харитона Харитоновича, разговаривает он со старшими и младшими табунщиками, со сторожами. Одному обещает:

– Можешь не сомневаться. Чистейший ректификат. С Апаринского винзавода привез.

У другого, Егора Романова, спрашивает:

– Ты, Егор, на казачьем круге будешь?

Егор независимо отвечает:

– Если других цыган позовут, то и я буду.

– А если только тех цыган позовут, кто в Донском корпусе служил?

– Тогда еще посмотрим. Я от своих откалываться не буду.

– Вечером можешь подъехать ко мне домой, у меня оказался лишний овес. Мешков пять могу дать.

– Не нуждаемся, – независимо отвечает Егор.

– Ну, дело твое.

На третьем отделении Харитон Харитонович достает из коляски мотоцикла большой десятилитровый баллон и вручает старшему табунщику Шелухину.

– За это тебе спасибо,