Едет по степи новый директор конезавода. А в другую сторону выезжает из балки старенький «виллис», на котором едут Ваня Пухляков и его соперник.

Между лесополосами на ипподроме шумит казачий круг, в ярости схлестываются голоса. Председательствующий объявляет:

– Судьбы казачества решаются, а ни одна кандидатура голосов не может собрать. Кто вас расколол опять на белых и красных, казаков и цыган, демократов и коммунистов? Ни один не прошел. Может, кто желает свою кандидатуру предложить?

Молчание воцаряется после его слов. Молчат ветераны, молчат молодые казаки, застигнутые необычным предложением представителя областного круга.

– Господа и товарищи казаки, – говорит он, – по уставу не возбраняется и самому себя предлагать. Кто хочет быть атаманом, пусть сам об этом скажет.

Из-за края лесополосы давно уже подъехала старенькая военная машина с Ваней Пухляковым и его соперником. Давно уже слушают они перепалку на ипподроме между казаками. Еще раз председательствующий спрашивает:

– Если кто желает табунные степи спасать, пусть подаст голос.

Все молчат в растерянности. С тем большим изумлением встречают они одинокий голос оттуда, где стоит рядом со своим соперником Иван Пухляков:

– Если доверите, то я согласен атаманом быть.

Тут же взрываются возгласами бывшие подчиненные Вани Пухлякова, афганцы:

– Любо, любо, капитан.

Переглянулись и поддерживают их Ожогин, Шелухин, Егор Романов и другие ветераны:

– Согласны на Пухлякова.

– Он тут на конокрадов страху нагнал.

– Не зря в Афгане побывал.

– Орден Красного Знамени зря не дают.

– Голосовать за Пухлякова!

– Любо, любо!

Председательствующий спрашивает:

– Кто против?

Один Харитон Харитонович неуверенно поднимает руку и тут же опускает ее.

– Единогласно. Поздравляю с законно избранным атаманом. Сейчас приведем к присяге – и приступай к делу. А потом будут скачки, – объявляет председатель. – Все конезаводы участвуют. Разыгрывается приз для трехлеток.

Ни одной женщины нет на ипподроме, и потому снова удивление охватывает всех, когда раздается женский голос:

– Только казакам разрешается или можно и казачкам?

Рокот одобрения прокатывается над ипподромом:

– Можно, можно.

– Мы уже атамана выбрали, теперь и женщинам можно.

– Поглядим на директора конезавода, как она владеет конем.

И вот уже идут скачки на ипподроме между лесных полос. Скачет Егор Романов на своем гнедом жеребце. Иван Пухляков скачет на вороном коне. Его соперник – на серой лошади в яблоках. Скачет на рыжей кобыле новый директор конезавода Татьяна Шаламова. Все кричат, подбадривают то одного, то другого. Вот уже поравнялась лошадь Татьяны с лошадью ее неудачливого жениха. Вот обошла она его и равняется с Иваном Пухляковым. Их лошади идут рядом стремя в стремя и никак не могут опередить друг друга.

Присутствующие кричат:

– Держись, атаман!

– Не дай бабе одержать верх!

– Еще неизвестно, кто из них атаман!

Стремя в стремя скачут Татьяна Шаламова и Иван Пухляков. Но вдруг выворачивается из-за их спины на своем жеребце Егор Романов и в последний момент обходит их. Звенит колокол. Вопль восторга поднимается над ипподромом между двумя лесополосами в табунной степи.

В одиночестве живет в доме, где он еще совсем недавно жил с женой и дочерью, Будулай. Пусто во дворе. Но корову рано утром он выгоняет в стадо, предварительно подоив ее. И вечером, когда встречает из стада, тоже доит ее. Уходит рано утром в кузницу, почти не переговаривается за наковальней со своим зятем, односложно отвечая на его вопросы, и возвращается домой уже к тому времени, когда гонят мимо двора стадо. Все, что только можно было отремонтировать в обветшавшем доме и во дворе, за это время сделал Будулай и докрашивает теперь большие новые ворота голубой краской. Точь-в-точь такой, какой окрашен был дом в казачьем хуторе, в котором квартировал Будулай уже давным-давно.

Вот вышел он за ворота с чемоданом, сел на скамейку и как будто кого-то ждет. Все время поглядывает куда-то налево, в конец улицы. Но не оттуда подъезжает к его дому большой автобус «икарус», открываются его дверцы и высаживаются пассажиры. Совсем седой человек, сухопарый, в пенсне, приподнимает шляпу, здороваясь с Будулаем, и спрашивает:

– Я не ошибся? Это улица Степная, дом тридцать семь?

Будулай встает со скамейки, дотрагивается до своей шляпы:

– Нет, не ошиблись. – Он протягивает приехавшему ключ. – Это ваш дом.

Большая немецкая семья, высыпавшая из «икаруса» с чемоданами, обступает Будулая, здороваясь и удивляясь.

– Совсем тот же дом, – говорит пожилая полная немка. – Даже ворота такого же цвета остались. Спасибо за то, что сохранили.

– Спасибо вам за крышу, под которой жила моя семья, – отвечает Будулай. А сам поглядывает налево, в конец улицы, пока прежние хозяева этого дома, приехавшие из ссылки немцы, весело перетаскивают из автобуса во двор свои вещи. Хозяйка радостно плачет, упав посредине двора на колени и отдавая поклоны дому, взрослые ее дети и совсем маленькие внуки разбежались по двору – продолжается жизнь. Будулай остается за воротами, к которым подъезжает на машине его зять, берет чемодан своего тестя, спрашивает:

– Это все?

– Все, – спокойно говорит Будулай и просит зятя: – Пойди скажи хозяйке, чтобы не забыла вечером встретить корову из стада. Это племя от их старой коровы.

И вот уже встречает отца дочка Будулая в воротах дома, в котором она теперь живет с мужем и с его родителями. На руках у Марии ее сын, он уже узнает своего дедушку и тянет к нему руки, зарываясь ими в его бороде. Смеясь, Будулай подбрасывает его и вносит в дом. Дочка ведет отца в большую комнату.

– Карл Карлович сказал, это будет твоя комната.

Осматривается Будулай, как-то на краешек стула садится у окна, позволяя внуку прыгать у него на коленях и теребить его за бороду. Дочка спрашивает у отца:

– Нравится?

– Нравится, – отвечает Будулай.

– Они люди хорошие, – говорит она отцу. – Такие же, как и мы. Это Карл Карлович для тебя и диван, и все другое из магазина привез.

Вставая, Будулай молча передает ей сына.

– Ты куда? – спрашивает дочь.

– Я скоро вернусь.

В степи Будулай стоит у могилы, в которой похоронена его жена Галя. Ветер шевелит его волосы, вокруг никого не видно, он совсем один на сельском кладбище. Не слышит он и того, как подходит к нему его дочь и, тронув за руку, говорит:

– Все уже собрались, папа. Ждут тебя. Пойдем.

– Иди, Маша. Я потом приду, – отвечает Будулай.

– Время, папа, идет, у тебя уже подрастает внук. Будет еще одним Будулаем больше на земле. И мама не похвалила бы тебя за то, что ты совсем стал другой.

– Такой же, Маша, как и был.

– Нет. Ты как будто здесь и не здесь. Пора уже,