– Смотри-ка, прямо на крестины попали. Значит, Будулай, тебе на этот раз не отказаться. Нас сам генерал Стрепетов за тобой прислал. У нас сейчас в табунной степи такая заваруха пошла между цыганами и казаками, что только ты их сможешь помирить. Тебя и те и другие помнят и уважают. Подождем, как твоя дочка из больницы выпишется, погуляем на крестинах и заберем всех с ее мужем-германцем и наполовину цыганским ребеночком с собой. Договорились, Будулай?

Берет Будулай кузнечными клещами кусок металла, взмахивает молотом в другой руке.

– Даже железо не любит, когда его без ума куют, – говорит он.

В кабинете начальника конезавода генерала Стрепетова не он сидит на своем обычном месте за столом. Пустует его стул. Генерал Стрепетов сидит по один край большого письменного стола, а Татьяна Шаламова напротив него, на другом краю.

– Садись, садись, – говорит ей генерал Стрепетов. – Привыкай к своему месту. В тресте на твою кандидатуру не хотели давать согласие, но, когда я рассказал, как ты конокрадов задержала, генеральный директор махнул рукой, засмеялся и сказал: «Ну что ж, пускай у нас хоть один директор будет женщина. Амазонка донских степей. Ты только, говорит, присматривай за ней: все-таки баба есть баба».

Смеется Татьяна Шаламова:

– Культурный у нас генеральный директор. Ничего, придется ему кое от чего отвыкать. Но то, что он приказал вам за мной присматривать, это правильно. Я вас хочу, Михаил Федорович, на должность главного консультанта зачислить. Другого такого специалиста по коневодству у нас на конезаводах нигде нет.

– Спасибо, Таня, – растроганно говорит генерал Стрепетов и тут же поправляется: – Только я не собираюсь оставаться здесь. Зовут меня в казахские степи, где издавна казаки живут. Там коневодство не хуже, а может быть, и лучше, чем на Дону, поставлено. Недаром туда Шолохов каждый год приезжал. Ты «Тихий Дон» хоть читала или только в кино видела?

– Я, Михаил Федорович, еще в школе сочинение на эту тему писала. Про Аксинью Астахову и Григория Мелехова. Про их несчастную любовь.

– Несчастной любви, Татьяна, не бывает. Любовь – это само по себе счастье. – Генерал Стрепетов, обхватив голову руками, покачивается из стороны в сторону. – Что наделали с казаками, что наделали! Мой друг, полковник Никифор Иванович Привалов, когда уже умирал, говорил мне: «Это еще цветики, Михаил. Казаков еще будут терзать и постараются, чтобы они друг друга терзали. Казакоеды своего часа ждут». – И вдруг генерал Стрепетов круто меняет разговор: – Ты, Татьяна, все дела от меня честь по чести принимай. Вот тебе ключ от сейфа, там все документы. Все поголовье по породам расписано. Сверь с наличным составом в отделениях, в табунах. Пересчитай всю технику, сейчас уже растащиловка началась. Ты сама знаешь, что конокрады так и рыщут вокруг. Здесь у них какой-то неуловимый вожак объявился. Сам остается в тени, а вокруг себя целую дивизию создал. Вокруг нашего конезавода много появилось чужих людей. Не только цыган, но и русских, чеченцев, калмыков. У каждой нации свои двуногие волки есть. Справишься?

– Надо будет справиться, Михаил Федорович. Этот вожак не только конокрадами руководит. Я немного уже знаю о нем. Он вокруг колхозы и совхозы скупает, добрался и до конезаводов, большим капиталом ворочает. Замахнулся на коневодство не только на Дону, но и на Кубани, Ставрополье, по всему Северному Кавказу. Думает совместно с какой-то германской фирмой донских, кабардинских, терских и других племенных конематок и жеребцов по всему миру продавать.

– Береги донскую элиту, Татьяна. Научись сама торговать, нам доллары тоже нужны. И подзанять чужого ума у немцев, у американцев и других коневодов не грех. Но только землю нельзя распродавать. Так случилось, что и во время Гражданской войны, и во время Отечественной я через все бывшее Дикое поле до самых Австрийских Альп прошел. Теперь, конечно, конница не нужна. Но и землю, по которой она прошла, никому нельзя отдавать. Ты от меня, Татьяна, по счету всех племенных жеребцов, конематок, жеребят, все машины и каждый гектар земли, каждый казачий курган прими. Давай с тобой вместе объездим всю табунную степь, и потом махну я к своим друзьям в Казахстан. Там казаки с казахами давно как родные братья живут.

– Я, Михаил Федорович, не согласна вас навсегда отпустить.

– То есть как это «не согласна»? Я тебе не подчиняюсь. Я теперь, как те же цыгане, – вольный человек.

– Нет, Михаил Федорович, над своей собственной памятью и вы не властны. А по степи мы с вами поездим. Но, надеюсь, не в последний раз.

В то время, когда генерал Стрепетов со словами: «Спасибо тебе, Таня» – целует нового директора конезавода, в кабинет из приемной открывается дверь и заглядывает секретарь-машинистка. Минуту она в изумлении стоит на пороге и потом улыбаясь говорит:

– Вот я, Михаил Федорович, позвоню Нине Ивановне, чтобы она пришла и на месте преступления вас застигла.

Генерал Стрепетов, пригладив усы, улыбается:

– Пусть приревнует. А то ведь она уже меня совсем списала.

И с короткой отмашкой он выходит из двери кабинета в приемную.

Новый начальник конезавода Татьяна Ивановна Шаламова разговаривает у себя в кабинете по телефону:

– Как известно, у меня своих проблем навалом. Не хватало только лампасы на юбку нашить. Хорошо, за есаулом и за батюшкой машину пришлем.

Покачав головой, она кладет трубку на рычажок аппарата и тянется рукой к кнопке звонка. Входит секретарь.

– Из банка зарплату привезли?

– Только пятьдесят тысяч. Я же советовала килограммов десять мяса и сотни две яиц отвезти.

– И в придачу бидон майского меда, да?

– Все так делают.

– Хорошо. В приемной кто-нибудь есть?

– Какой-то капитан.

– Из милиции?

– Нет, из военных.

– Пусть войдет.

Отмыкая сейф, новый директор конезавода не видит, кто за ее спиной вошел в кабинет. Доставая из сейфа груду папок, она кладет их на стол и только после этого поднимает глаза. Растерянность, удивление и радость в ее взгляде.

– Ты? – спрашивает она.

Вошедший Ваня Пухляков подчеркнуто официально отвечает:

– Я, товарищ директор.

– Как ты здесь оказался?

– Приехал наниматься на работу. Я узнал, Татьяна Ивановна, что вы набираете из бывших афганцев военизированную охрану на конезавод.

– Почему же Ивановна?

– Я к вам пришел не на свидание.

– Садитесь, Иван…

– Андреевич, – подсказывает он.

Окидывая взором Ваню Пухлякова, Татьяна видит из его расстегнутого бушлата край того самого свитера и, чуть помедлив, добавляет, тоже переходя на официальный язык:

– Начальником военизированной охраны конезавода пойдете, товарищ капитан?

Ваня Пухляков вдруг совсем тихо говорит:

– Я на любую работу согласен. У меня сейчас много специальностей: и связист,