экипажи с нарядными дамами в новомодных шляпках, с раскрытыми зонтиками, с веерами, висящими на ручках зонтиков. На ко`злах экипажей состоятельных людей кучера по большей части одеты по-английски, в черных цилиндрах, синих или гороховых ливреях и высоких сапогах с желтыми отворотами, лошади – в шорах. Езда в большинстве случаев самой легкой рысцой. Экипажи то и дело сопровождаются знакомыми всадниками, гарцующими около и перебрасывающимися словами с сидящими в экипажах черноокими дамами. На скамейках между деревьями множество детей с няньками, кормилицами и гувернантками. Дети одеты в матросские и фантастические костюмы, учащиеся – в парусинные кители с форменными фуражками, но о национальных костюмах, даже и на детях, нет и помину.
Экипаж супругов ехал тихо. Мул бежал легкой трусцой. Извозчик оборачивался и рассказывал что-то, указывая на здания, но так как он говорил по-испански, то супруги почти ничего не понимали.
– На четыре километра тянется этот Прадо. Я читала в путеводителе, – сказала мужу Глафира Семеновна. – На Прадо много памятников и фонтанов.
И точно, супруги только что проехали мимо памятника Изабеллы Католической, представляющего из себя королеву верхом на коне, в короне и с крестом на длинном древке в правой руке, с двумя ее сподвижниками по обе стороны лошади. За памятником начались фонтаны (fuente), питающиеся из канала Лоцая, проведенного со снеговых гор по всему городу и дающего прекрасную питьевую воду. Первым фонтаном был фонтан Обелиско.
Около этого фонтана толпился простой народ, няньки с ребятами, и все пили воду, черпая ее жестяными кружечками из бассейна. Тут же торговка с лотком и банками продавала варенье для воды.
– Женщина в настоящем испанском костюме! Настоящая испанка! Наконец-то увидал настоящую испанку! Смотри! – воскликнул Николай Иванович, дернув за руку супругу.
И в самом деле, перед ними вырисовалась красивая черноокая молодая женщина в кружевном уборе, окружающем высокую гребенку с бусами и блестками, на голове, в черной юбке на подъеме, в красных чулках с белыми стрелками у щиколок и в башмаках. Она была в белом переднике, и плечи ее были покрыты полосатым черно-желтым шарфом.
– Да это кормилица, – отвечала Глафира Семеновна. – Видишь, она около колясочки с грудным ребенком. Кормилиц-то и во Франции одевают в национальные костюмы.
Действительно, женщина в национальном костюме взялась сзади за ручки детской колясочки и стала пихать ее вперед.
– Кормилица и то… – разочарованным голосом пробормотал супруг. – Ну, Испания! Значит, национальные-то испанские костюмы можно видеть только на мамках да на актерах в театрах.
– Да ведь и у нас в Петербурге то же самое. Да и не в одном Петербурге. Даже в деревнях.
– Однако про испанские костюмы везде пишут в стихах и в прозе. Поэты, как за язык повешенные, славят эти костюмы. Ведь для этого мы сюда, в Испанию, и поехали.
– Надо куда-нибудь в глушь ехать. Может быть, там и настоящие испанские костюмы найдутся. Да и на что тебе? Видел сейчас испанский костюм, и довольно. Видел давеча девочку-танцорку.
– Мамка и танцорка в расчет не входят.
Подъехали к маленькому скверу, разбитому посреди бульвара, украшенному роскошным цветником. Из сквера возвышалась колонна с статуей Христофора Колумба. На нее тотчас же обратил внимание супругов извозчик.
– Христофор Колумб… Это ведь тот, который открыл Америку, – сказал Николай Иванович, услыхав имя Колумба.
– Да-да… Он самый… Знаменитый мореплаватель, – откликнулась супруга. – Ты помнишь, ведь даже пьеса была «Христофор Колумб»? Мы смотрели ее в Петербурге. Надо выйти из экипажа. Кочеро! Арете! – крикнула она извозчику.
Супруги вышли из экипажа, вошли в сквер, переполненный няньками, ребятишками всех возрастов и неизбежным солдатом, заигрывающим с няньками, и обошли кругом памятник знаменитому человеку.
– Но откуда такое количество ребят! – удивлялась Глафира Семеновна. – В путеводителе я прочла, что в Мадриде всего только 245 000 жителей. Стало быть, в пять раз меньше, чем в Петербурге.
Поехали дальше. Опять фонтан.
– Фуэнте Кастелляно… – сказал извозчик.
Но вот около улицы Сан-Геронимо, идущей от площади Пуэрта-дель-Соль, началось уширение бульвара Прадо, называемое Каррара или Салон-дель-Прадо. Это площадка удлиненной формы, уставленная по сторонам зелеными скамейками и железными стульями, занятыми мужской и женской нарядной публикой. То там, то сям стоят экипажи с сидящими в них расфранченными дамами и мужчинами, точь-в-точь как у нас в Петербурге, на Елагинской стрелке. К экипажам подошли гуляющие пешеходы и разговаривают с знакомыми, сидящими в экипажах. Повсюду масса зонтиков, мелькают в воздухе веера.
– Какая масса публики! И ведь заметь, сегодня будни, а не праздник. Рабочий день, – проговорила Глафира Семеновна.
– Такой уж, должно быть, гулящий народ эти испанцы, – отвечал супруг.
Экипаж еле двигался от тесноты. Еще фонтан.
– Фуэнте дель Алькахофа… – отрекомендовал извозчик.
Показался роскошный сад с дивным насаждением. За богатой решеткой видны были лестницы, идущие в гору, а на горе стояло величественное трехэтажное здание.
– Ministern de laguerra… – указал извозчик.
– Военное министерство, – перевела мужу Глафира Семеновна и прибавила: – Видишь, я уж начинаю понимать по-испански.
Опять фонтаны, называемые «Куарто Фуэнтес», – четыре фонтана. Опять кому-то памятник. Снова фонтан, который извозчик назвал фонтаном Нептуна. Бульвар Прадо несколько раз менял свою физиономию: деревья то шли посредине улицы и переходили в какой-нибудь сквер, то шли по сторонам улицы, около тротуаров, и опять переходили в сквер.
Еще фонтан – фонтан Аполлона. Бульвар пересекла широкая улица, тоже с насаждением около тротуаров, но довольно жидкими. На перекрестке ее извозчик остановил мула, указал на улицу и произнес:
– Калле де Алькаля… Пуэрта дель Алькаля[300].
В конце улицы виднелась и «пуэрта», то есть ворота. Это широкие ворота в римском стиле с тремя проездами и двумя проходами для пешеходов.
Бульвар Прадо кончился, извозчик повернул мула и повез супругов тем же путем обратно.
– Апрезан[301] в парк? – спросила извозчика Глафира Семеновна, ткнув его в спину зонтиком.
Он обернулся и отвечал:
– Сси, сеньора.
– Вообрази, и он уж меня понимает, – сказала она мужу.
LXIX
Выехав на площадку Салон-дель-Прадо, экипаж свернул налево. Показалась решетка с богатыми насаждениями за ней. Это сад «Буэн-Ретиро», разбитый еще при короле Филиппе IV. Из-за решетки виднелись гиганты-дубы, каштаны, белые акации. Вот и темно-зеленая листва лимонных деревьев с только еще начинающими желтеть плодами.
Начался парк с прекрасными широкими аллеями для проезда экипажей и пешеходов. Деревья вековые с гигантскими стволами, бросающими обильную тень. Гуляющей публики немного. Экипажей еще меньше. На скамейках в уединенных местечках виднеются издали влюбленные парочки. Кое-где мелькает солдат. На перекрестках больших аллей тумбочки с струящейся из них ключевой водой – и непременно у каждой тумбочки три-четыре человека, пьющие воду. Непременно около каждой тумбочки нищая или нищий, предлагающие