"Мы хотим тепла, — напевали они. — Нам холодно. Одиноко. Не бойся нас. Мы хотим ласки".

Анжелика медленно отступала, ощупывая за спиной дверь. Дети неспешно надвигались — лавина обугленных тел. Где-то в глубине души ей было их жаль, она понимала их боль. Но умирать не хотелось — отдавать душу Богу не входило в её планы.

Маленькие пальчики уже готовы были вцепиться в её одежду, ручонки — обхватить талию и шею. Их раскалённые тела вот-вот должны были опалить её кожу, слиться с ней в последнем объятии…

Пальцы нащупали продолговатый предмет — ручку двери! Рывок — дверь распахнулась. Анжелика влетела в проём и изо всех сил захлопнула её за собой. Вместо привычного хлопка раздался треск — будто разломали вафлю пополам.

Взгляд упал вниз — на отрубленную детскую руку, зажатую в дверном проёме.

За дверью застучали ладони. Дешёвый материал трещал под ударами. Анжелика представляла, как он вот-вот вспыхнет, чувствовала жар сквозь перегородку.

Она рванула в подсобку. Из всего арсенала защиты нашла лишь швабру.

Дверь почернела, став похожей на обложку той самой популярной книги. Ещё мгновение — и она разлетелась под напором детских тел. Они лезли внутрь, как лавина — карабкались друг по другу, падали, кувыркались.

Анжелика в ужасе наблюдала за этим кошмаром, крепче сжимая швабру, затем бросилась к продуктовому складу.

Там стоял огромный белый ящик — холодильная камера. Вспомнила: там хранится мясо и скоропорт. Распахнула дверцу, нырнула внутрь, захлопнула за собой.

Холод обжёг щёки. Тело затряслось от озноба. Она потирала плечи, изо рта валил пар, будто из трубы.

"Чёрт с ним, с холодом, — думала она, ещё не осознавая ловушки. — Лишь бы они не добрались…"

"Да какого чёрта она не берёт трубку?!" — Татьяна швырнула телефон на соседнее кресло. Тот отскочил, грохнулся на пол.

"Всё из-за этой пришибленной сменщицы!" — она орала в лобовое стекло, несясь на бешеной скорости. Правила, безопасность — всё отошло на задний план. Ей нужно было увидеть мать.

"Тварь! В психушку её надо было упечь!"

Её крик оглушал в замкнутом пространстве автомобиля. За окном мелькали фонари, вывески, заводские корпуса, остановки… И вот он — магазин, где работала мать.

Татьяна резко затормозила, даже не подумав о парковке. Подобрала телефон с пола, выскочила из машины.

Снаружи магазин выглядел обыкновенно. Но что-то не давало ей войти — будто кто-то ударил в живот, скрутил кишки. В горле встал ком.

"Сука!" — она закричала в сторону магазина, и слёзы хлынули ручьями. "Твою ж мать!"

Дрожащими пальцами достала сигарету, затянулась.

"С мамой всё в порядке… всё в порядке, — пыталась успокоить себя. — Я просто накрутила".

Сигарета немного успокаивала, но руки не переставали дрожать. В голове уже рисовалась страшная картина: сменщица с ножом, мать на прилавке…

Она сделала ещё одну затяжку — сигарета выскользнула из пальцев, упала в лужу.

"Чёрт!" — Татьяна вытерла сопли рукавом, провела ладонями по глазам.

"Если с мамой что-то случилось…" — её голос звучал обманчиво спокойно, но в нём читалась готовность крушить всё на своём пути.

Обратившись к пустоте, она попыталась собраться. Вдох-выдох. Получилось — вроде.

Собрав всю волю в кулак, Татьяна шагнула в магазин.

Анжелика вспомнила новостной сюжет. Про ограбление магазина, где работали две подруги. Одна подбила другую ограбить собственное рабочее место.

План сработал: подругу вырубили (как — сейчас неважно) и заперли в холодильнике, пока вторая выносила деньги. По задумке, та должна была очнуться, выбраться и вызвать полицию. Но что-то пошло не так…

Анжелика помнила развязку — и от этого становилось ещё холоднее. Она знала, но даже мысленно боялась произнести. Что же случилось с той девушкой в таких же условиях?

Мозг защищался, блокируя воспоминание. Но она-то знала правду…

Она робко шагнула посиневшей ногой к дверце.

Та девушка очнулась. Не замёрзла, как обычно бывает с уснувшими на холоде. Случилось кое-что пострашнее — то, о чём не подумали.

Руки Анжелики дрожали — от холода или ужаса? Перед глазами встало лицо той несчастной: веки, покрытые инеем, будто слепленные из снега; синие, дрожащие губы…

А как выглядит она сейчас? Нелепый вопрос, но он вертелся в голове. Наверное, не лучше.

Она подошла к двери. Потянулась багровыми пальцами к внутренней ручке…

Но ручки не было.

Точно как в той истории. Та продавщица замёрзла насмерть, так и не сумев открыть холодильник изнутри. Теперь та же участь ждала Анжелику.

Если только… если только кто-то не откроет дверь снаружи.

Но кто? Там же только мертвецы…

Татьяна зашла в магазин, и в нос ударило, будто ладонью мужа. Запах серы, жжёного мяса, кислятина… Фасоль? Какофония запахов была тошнотворной, резала глаза. Била в мозг, а он, в свою очередь, стучал в набат и орал: «Беги! Беги!» Но она его не послушалась — без матери никуда не уйдет. Её решение было твердым: либо с ней, либо с её телом.

Чуть впереди ей предстало поистине ужасное зрелище. Желудок сжался, готовый отторгнуть всё содержимое. Возле прилавка лежал обгоревший скелет Варвары. По глазам Татьяны снова резанули слезы.

— Мама… Я не успела… Не спасла… — Она подошла к обгоревшим останкам и обняла их. Ладони и одежда испачкались в пепле, золе. — Прости, пожалуйста. Я спешила, ехала как могла…

В голове вспыхнули воспоминания — светлые, тёплые, казалось бы, давно забытые. Вот мама покупает ей мороженое — вкусное, сливочное, клубничное, ведь только она знала её любимый вкус. Вот Татьяне шестнадцать: её хрупкую, зареванную прижимает к себе мамочка. Тогда её бросил парень. Первый, но не последний. И всегда мать утешала её. Она вспомнила добрую улыбку, встречающую её после очередного скандала с мужем. Никто не любил её так, как матушка, и она отвечала ей взаимностью. А теперь самый добрый человек в её жизни превратился в обгоревший скелет. Она корила жизнь за несправедливость и клялась отомстить убийце.

Краем глаза Татьяна зацепилась за что-то, напоминающее тело матери. Она перевела взгляд, всё ещё прижимая к себе скелет. Возле упавшего стеллажа лежал точно такой же. Она разомкнула объятия, посмотрела в лицо черепа и задалась вопросом: «А ты ли моя мать?»

Обнимаемый скелет ничем не отличался от другого — по крайней мере, для неё. Она достала из кармана куртки телефон, собираясь позвонить в скорую, милицию, пожарных — куда угодно, лишь бы помогли определить, кто из них её мать. Но экран телефона был безнадёжно разбит. Она отшвырнула его в сторону, и он гулко звякнул. Непонятность ситуации злила