— В атаку! — рявкнул длинноногий мальчуган-заводила, и вся ватага бросилась бежать.

Однако тут же из-за крайнего дома села показалось облако пыли, в котором с трудом удалось различить приближающийся «газик».

Шофер резко затормозил у самого клуба. Пыль висела тучей, и не сразу можно было узнать прибывших.

— Ну и ну! — удивился кто-то из парней. — И как этот драндулет не расплавился?

— Я видел эту машину, кажется, на турбазе, — вставил Аскер и тут же радостно воскликнул: — О, да это ты, Магомет, смуглолицый брат мой! Откуда свалился? Опять с гор? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Гляди, набьешь себе когда-нибудь шишек! С горами шутки плохи, это я тебе, оллахий, не раз говорил.

— Да не каркай ты! — взмолился Магомет. — Помоги лучше моему другу выбраться из машины.

— Как не помочь, душа моя! — шутливо воскликнул Аскер. — Конечно же помогу!

И он лихо вскочил в кузов.

Человек лет двадцати трех сидел, неловко прислонившись к борту машины туго набитым рюкзаком. Левая рука висела на широкой марлевой повязке, узлом стянутой на шее. Лицо незнакомца было бледным, светлые волосы прилипли к потному лбу.

Освободив нежданного гостя от какого-то заморского рюкзака со множеством сверкающих «молний», Аскер помог ему встать.

— Что это с тобой стряслось? — спросил он. — Сломал руку, что ли?

За бледнолицего ответил Магомет:

— Да, Аскер. На этот раз ты прав: с горами шутки плохи. Поосторожней ты с ним! — заволновался он. — Видишь, корчится от боли, бедный. Но перелома у него нет, не нашли.

Худощавый альпинист действительно имел весьма жалкий вид.

— Спасибо, ребята, — сказал он. — Мне уже не так больно.

Он говорил по-русски, но с акцентом, которого нельзя было не заметить.

Аскер внимательно оглядел гостя и, обернувшись к Магомету, спросил:

— Это кого ж ты привез? Я то думал — русского, а он...

— Это — Петер Мюллер, — резко прервал Аскера Магомет. — Наш гость, — подчеркнул он, давая понять, что требует уважения к незнакомцу. — Я его давно знаю. Он — знаменитый немецкий альпинист. Видели бы вы, как Петер поднимается на Турью гряду! Нет для него вообще в горах недоступного, я такого скалолаза не видел ни среди наших, ни среди иностранцев.

— Да он такой тощий, что и летать, наверное, по скалам может, — заметил вечный насмешник Айтек, бережно касаясь перевязанной руки гостя. — Дунет ветерок снизу, подхватит его — и будь здоров! Ну как, фройнд, сильно болит? — обратился он к Мюллеру уже без шутки, скорее даже с участием.

— Теперь меньше болит... Немножко болит, — смущенный всеобщим вниманием, ответил немец.

— Ничего, все будет нормально, — успокоил Айтек. — У русских говорят — до свадьбы заживет. Ферштее?

— О, яволь! — радостно откликнулся Петер. — Я по-русски понимаю. Нас три года учили русскому в школе альпинизма. И в России я уже не раз был, и у меня есть русские товарищи...

— Эх, сидел бы ты лучше дома, — возразил Айтек. — Целее был бы. С нашим Магометом только свяжись!

Петер вопросительно взглянул на Магомета, — видимо, ждал разъяснений от своего товарища.

— Молчи, Айтек, — строго сказал Магомет. — Зачем обижать человека?

— А затем, что нечего тебе возиться с этими иностранцами, — по-балкарски вступил в разговор Аскер. — Убей — не пойму, зачем они тебе сдались? А уж немцы — и подавно, тем более теперь, когда...

— Молчи! — прикрикнул Магомет и на Аскера. — Сам видишь, что он не из тех. К тому же, я сказал, что он мой гость.

— Все они до поры до времени наши гости, — заметил Айтек. — А потом, глядишь...

— Ну, ладно, хватит болтать, — решительно заявил Магомет. — Пора вести его в дом. Прихвати-ка наши рюкзаки.

Шагая рядом с Магометом, Айтек тихонько шепнул:

— Не считай меня, Магомет, дураком, но не могу же я позабыть, кто убил в Испании моего единственного дядю. Все это они, немцы...

II

Едва скрипнула калитка, как Зарият, всегда быстрая, гостеприимная, добрая, бросилась им навстречу. Прижав к груди Магомета, женщина запричитала, торопливо и жалобно:

— Да что же это ты, сынок, так терзаешь меня? Мог бы хоть записочку передать через людей. Я все глаза проглядела, всматриваясь в дорогу...

Она поднялась на крыльцо, широко распахнула дверь, пропуская гостя вперед.

— Не до того было, мама, — сказал Магомет. — С этим парнем беда приключилась. — Он кивнул на Петера. — Помнишь, я тебе о нем в прошлом году рассказывал? Это Мюллер, немецкий альпинист. Он опять к нам приехал на альпинистский сбор.

— О, аллах! — всполошилась Зарият. — Да что же с ним такое, ослепнуть бы мне! Как же это получилось?

— Ничего страшного. Врач сказал, что боль скоро утихнет, перелома нет — вывих какой-то, что ли. Отдохнет у нас — и домой.

— Хорошо, мальчики мои, хорошо! — не могла успокоиться Зарият. — Да перейдут ко мне все ваши болезни. Ах, бедная мать этого твоего Петера! Ждет сына, не знает, что с ним беда. Вот и ты, Магомет! — набросилась она вдруг на сына. — Вот и ты тоже! Бродишь по горам, как бездомный абрек. Оставь, мой мальчик, это опасное занятие, — с мольбой в голосе продолжала она. — В горах беда подстерегает человека на каждой тропе, пойди узнай, где сорвешься. Не приведи, конечно, аллах, такого, но ты же помнишь Нуха! Каким здоровяком пошел он однажды на охоту, а вернулся едва живым. И когда б не старание доктора, — быть бы его детям сиротами. Вот я и говорю тебе...

— Ты, мама, сколько уж раз мне об этом Нухе говорила, — осторожно прервал женщину сын. — Помню, все помню.

— Помнишь! — не успокаивалась Зарият. — А что толку? С пятнадцати лет по горам скачешь, как бешеный козел! Вот уж третье лето я покоя не знаю! Ты бы посмотрел хоть на Аскера: гладкий, аккуратный, всегда чисто одет, — красавец! И ни одна свадьба без него не обходится, ни один праздник. А почему? Да потому, что он — человек самостоятельный. Хоть сейчас жени — любая пойдет. А ты?.. Горный ветер в твоей голове — больше ничего!

— И об этом мы с тобой не раз говорили, — терпеливо возражал