старому упырю поболтать охота с живой душой, да новостями поделиться с недолгим собеседником. Из Маньки собеседник никакой, неболтливая она.
— Как тебя зовут? Артёмка? Ну так слушай, Артёмка — мы в Погостищево не самые мерзкие и подлые. Мы разумные! Есть и похуже нас, настоящие монстры, те, кто мыслить больше не может. Они ни минутки лишней своей добыче не подарят, сразу в клочья рвут или чего похуже. Мы их держим в избах на дальней стороне деревни, потому как нежели они посередь бела дня по Погостищеву шастать будут, то весь бизнес нам поломают и по итогу никакой Санька-оборотень из полиции нас не прикроет со всеми дружками. А ещё без присмотра расползутся они по всем окрестным деревням и уж если там обоснуются и размножатся, то настоящее бедствие начнется, что опять же на нас плохо скажется. А нам такое не надо!
Мань, ты гляди, он, как разведчик в тылу врага, выспрашивает, что именно у нас водятся за монстры и сколько их! Видала наглеца? И часу ведь ему не прожить, а любопытствует! Расскажем, что же, уважим храбреца…
Начнем с самых безобидных неразумных. Это баечники — ночные домашние духи, живущие по подвалам и погребам. Они уже до того плоть прохудили свою, что им ни есть, ни пить, ни энергию получать от живых не нужно. Могут в каком угодно виде быть: от неживого младенца до чрезвычайно худого пса или кошки. Бывало, зайдёт в деревню спутник, останется в пустой избе переночевать. А с наступлением темноты они бродят по дому и шуршат, хохочут, кричат, постукивают, мерещатся призрачными силуэтами в тёмных углах. Если гость почует неладное и в это время зажжёт свет, то может увидеть убегающие тени — это они и есть. А если человек заснул в комнате с ними, то всем сонмом ему спящему на грудь насядут и рассказывают, рассказывают, не прекращая, страшные байки. Обычно гость выдерживает, хоть и весь в истрёпанных нервах поутру просыпается. Но те, кто сердцем послабее — могут и не выдержать!
Есть кое-кто и похуже — ырки, которые получаются из самоубийц. Они всего лишь бледные тени нас, упырей. Также пьют кровь, но не только человеческую, а и животную или птичью. Ырка слаб, чтобы охотиться на людей, и поэтому любая другая нежить его легко побеждает и добычу отбивает, но ырки сбиваются в стаи и ночами бродят по дорогам и полям, где нападают на путников одиноких или слабых. Они отвратительны и ужасны: худощавы, кожа гнилая и сухая, глаза светятся, как у большой кошки, а руки длинные и цепкие, чтобы хватать людей, а нос у них впалый, как у покойника. Мы, настоящие упыри, красавцы по сравнению с ними. И на дух друг друга не переносим. Особенно когда они пытаются воровать у нас двуногую еду, то есть вас, туристов. Ведь велено им сидеть на дальней стороне Погостищево и жрать крыс.
Под них, бывает, маскируется Безымень — главная беда нашего края. Это демонический двойник любого живого или неживого существа. Вот ему плевать, кого жрать: захочет, человека слопает, так что ноготочка не останется, захочет — и упыря прикончит, в зависимости от настроения. Благо, редко у Безыменя голод просыпается, но никогда не знаешь, когда это случится в следующий раз, и кто ему попадётся.
Видишь, Артёмка, в каких нервных условиях приходится работать нам, упырям, и прокорм себе добывать. Чего задергался, парень?
Не сбежать тебе отсюда, ведь стемнело уже за окном. Беглецы от нас далеко не убегают, их встречник обязательно поймает. С встречником у нас договоренность, он наполовину разумный. Встречник — это дух, который в виде вихря гоняется по дорогам за душой преступника, беглеца или умирающего человека, хотя встречник больше любит преследовать живых и питаться их страхом. Впрочем, иногда и сразу убьёт, без предварительных игрищ. Выглядит как бесформенная тень или старик с бледным лицом, спутанными длинными волосами и бородой, с фонарём в руке, чтобы освещать себе путь. Одинокий беглец, удирающий по дороге, сначала видит вдали яркий огонёк. Это фонарь встречника, который приближается к нему и пролетает сквозь человека, забирает его душу и помещает в фонарь. А люди, у которых больше нет души, не умирают, а становятся опустошёнными и бездумными созданиями. Тут-то мы беглецов и ловим, и делимся добычей с встречниками, им души — нам плоть и кровь.
Было их двое у нас: ночных стражей. Но одного поп Никодим убил. Не знаю, что за конфликт у них вышел, но Никодим знал, что делать. Он бросил острый нож в приближающийся вихрь, и тот рассеялся, а на дороге только кучка пепла осталась и брошенный нож, заляпанный чёрной кровью. Скандал был на всю деревню, но с Никодимом связываться никто не захотел. Живёт себе изгнанный святоша и пусть живёт. От него нам польза тоже есть, я раньше рассказывал.
Что-то разболтался я с тобой, Артёмка. Негоже с едой долго разговаривать, она страх начинает терять, и вкус крови портится. Но я, даже не попробовав тебя, на глаз вижу, что ты другой, особенный, не такой как твои знакомцы-налоговики, которыми мы с Манькой пообедали.
Ой, а ты как развязался-то, и что это у тебя в руке за клинок с рубином в рукояти? Маня, скорее сюда! Это не турист, это охотник к нам прокрался!
Прикрылся паршивец двумя придурковатыми увальнями, не побрезговал. Справа на него заходи, хватай его — он слаб после нашей травяной настойки. Хватай же!
Эх, Маня, Маня. Двести пятнадцать годков душа в душу, из одной миски, из одного человечишки всегда хлебали… А теперь ты лежишь на полу без головы и истлеваешь, подруга моя двухвековая. Недосмотрел старый Федяй, что охотник на нежить к нам пожаловал, и какой охотник — Артёмка Чернов собственной персоной. Знаменитость известная среди нежити, каждый нечистый его убить хочет и боится одновременно.
Но я не боюсь, я старый упырь, опытный! Не один охотник за мной приходил, шесть их головушек в погребе в кадке храню. По праздникам достаю и любуюсь. За Маньку я тебя, Артём, на кусочки разорву, а душу встречнику скормлю! Мне же теперь новую бабу искать, с новой привередой уживаться. Даже обычная живая баба и та всю кровь выпить может. В переносном смысле, правда, а уж упырихи ещё хуже, склочнее.
Ты гляди, какой шустрый стервец! Прямо мне в сердце вогнал свой магический клинок. Больно-то как и холодно становится. Двести лет не чувствовал тепло, холод и боль,