— Так это она к тебе ходит? — спросил Георгий Иванович.　

— Подкармливаю убогую.　

— Добрая ты. Пусть всегда к нам ходит. А еще как люди живут?　

— Одной я сама пропитание ношу. Одинокая старушка, и паралич ее разбил. От второй горемычной глухонемой мальчонка с кривоногой сестренкой приходят. Опять-таки к нам. Другие не подадут — самих голод с ног валит. А салотопы жадны.　

Тут Екатерина Николаевна зябко передернулась.　

— Днями я одну их девушку пользовала. В корчагу с кипящим салом ее повело. Едва товарки подхватили. Но руки обварила, и на лицо ей брызнуло. Не мудрено голове закружиться. И смрад, и жар там…　

Вспомнилась Георгию Ивановичу мрачная поговорка: «От сумы да от тюрьмы не отказываются». Подумал: «И с нами всякое может случиться». Вновь пересчитал свой достаток. Поубавился он. Посчитал, что и из-за чего. На крест Полине, на молебен, на сватовство, венчание, свадьбу, на переезд. Но, поубавившись, вроде бы пошло без убытков.　

«Дал бы бог сына, — замечтал Георгий Иванович. — Выдюжил бы!»　

Сын родился. Голубоглазый, рыжеватый, крепенький на удивление. Назвали его Васей.　

И хотя были еще затраты (пришлось выдать приданое сестрам Александры Матвеевны: одна вышла за лесника, другая — за портного), тетешкая сына, Георгий Иванович возражал всяким там спорщикам и советчикам: «Выдюжим! Сами выдюжим!»

Машурка-растеряшка

Сын во всем удался в отца. Как когда-то Гоша, Васятка стал быстро набирать рост, силу и хватку в работе. Окончательно утвердился Георгий Иванович в мысли: «Теперь выдюжим!». А тут и помощницы пошли нарождаться одна за другой: Оля, Маша, Клавдя, Паня… Всего девять детей было у Александры Матвеевны, но четверо поумирали в младенчестве. Что поделаешь? Бог дал — бог и взял.　

Те, что выросли, наверное, впервые в роду Голиковых росли в тепле и сытости. Правда, было в доме простудное место, как ни дивно — кухня. Не понравилась Георгию Ивановичу плита в ней, и сложил он вместо нее громадную русскую печь. Пышущее жаром жерло ее выходило к дверям. А сени были холодными, двери не обиты. Просила зятя Екатерина Николаевна утеплить вход, но никак не доходили руки хозяина до этого. Да и пустяком считал он сквозняки всякие…　

Итак, детей было пятеро.　

Глазами всех пятерых на историю глянуть — лишь запутаться. Так не будем же «растекаться мыслью по древу». Выберем из пяти среднюю по годам, Машеньку, или, как называл ее брат, а за ним и все близкие, Машурку и, взяв ее в главные попутчицы, двинемся вперед по скромному этому повествованию.　

У Георгия Ивановича была тетрадь, куда он записывал основные семейные события. Хранилась тетрадь в шкафу под иконостасом. Появилась в ней и такая запись:　

«В одна тысяча восемьсот восемьдесят втором году, десятого февраля, в уездном городе Сызрани родилась у нас дочь Мария».　

Поначалу думали: «Растет Машурка робкой не в меру, бестолковой растеряшкой». Поводов для такого мнения Машурка понадавала.　

Вышла Машурка за ворота, а в улицу гурт овец с поля входит. Впереди шествует козел-предводитель. Другие дети шмыг по дворам! А у Машурки ноги приросли к земле. Козлу такое непочтение не понравилось, свернул со средины улицы, боднул Машурку. Она упала, лежит, как неживая. Козел в забаву еще и покатал ее по траве. Выбежала Александра Матвеевна, протянула козла меж рогов хворостиной, подхватила Машурку, занесла во двор. Вот лишь тогда Машурка дала реву на всю улицу.　

…Бабушка просит:　

— Сходи, Машурка, к соседям…　

Не договорила, зачем сходи, а исполнительная Машурка уже за дверью. Прибежала к соседям. Запыхалась.　

— Здравствуйте…　

А что дальше сказать, не знает. Постояла — да и ходу к себе. Забилась в угол, слушает, как заливается смехом вся семья.　

…В другой раз посылает бабушка Машурку за тестом в пекарню. Крепко держит Машурка в кулаке уголок салфетки для теста — в уголке копейки завязаны. Путь до пекарни короткий, но на одном углу грозный гусак шипит. На другом — огромный черный, с белыми усами пес сидит. Откуда знать Машурке, что он злой, лишь когда к цепи привязан, а без нее он сам всех боится? Вот и идет она в обход опасностей. Неподалеку от пекарни на лавке у калитки сидела девочка и держала диковинную глазастую и ушастую птицу.　

— Ой, кто это? — спросила Машурка.　

— Филин. Мамка меня с ним из дома прогнала.　

— A ты мне его отдашь? — Машурке так понравился филин с первого взгляда, что она даже задрожала вся, боясь отказа.　

— Бери.　

— Я сейчас. Подожди!　

Машурка стремглав кинулась в пекарню, отдала деньги, выбежала к девочке и, запеленав филина в салфетку, забыв о гусаке и собаке, помчалась домой.　

— Принесла? — спросила бабушка.　

— Вот, — протянула ей Машурка филина и только тут вспомнила про тесто. Уж и смеялась вся семья. Машурка плакала за свою виноватость.　

Дело кончилось благополучно. Тесто прислали с пекаренком. А филин, позабавив детей, отправился с Георгием Ивановичем в лес, на волю.

В лесу

Машурке тоже в лес захотелось, но отцу с ней там возиться было некогда, а брат Вася учился в четырехклассном училище.　

— Жди, когда у Васи будут каникулы, — сказала мама.　

Дождалась Машурка Васиных каникул. И вот Вася готовится ехать к отцу в лес. На утро будит бабушка Машурку чуть свет. Поставит ее на ноги, она — бух! поперек кровати. Бабушка — снова ее на ноги. Машурка — хлоп! на колени и головой под подушку. Бабушка знает: не добудись — реву будет…　

— В лес, Машурка! Понимаешь? В лес!　

Машурка встряхнулась — и кубарем в одной ночнушке на двор и в телегу. А Вася Сынка лишь из конюшни выводит.　

— Неумытых в лес не везу! — грозит.　

Машурка — к умывальнику. Умылась и только тогда проснулась по-настоящему, оделась, платочком повязалась, торбочку с завтраком — через плечо. И стала готова в дальний путь. Бабушка отворила ворота.　

— С богом!　

Пошагал Сынок. Околица близко, и еще солнце не показалось, Машурка кричит:　

— До свидания, Сызрань!　

Приближается мельница. Машурка ей:　

— Здравствуй, мельница!　

Из-за мельницы солнце поднимается.　

— Здравствуй, солнце!　

Тут привычные Машурке бахчи и огороды сменились полями.　

— Вася, что это?　

— Вот то — просо. А