— Ты дышишь грудью. Должен животом. Глубже. Ещё раз.

Он попытался, нахмурился, вспотел. Но сделал. Я кивнул.

Сун Мэй поймала мой взгляд.

— Чувствую слабость. Как будто всё уходит.

— Правильно, — ответил я. — Ты начинаешь сбрасывать грязь. Это первая стадия.

Я снова прошёлся вдоль ряда. В голове пронеслось: Да, сейчас вы слабы. Но в этой слабости больше силы, чем во всей вашей прошлой «мощи».

— Запомните, — сказал я, останавливаясь в центре. — Те, кто решится пройти до конца, смогут однажды шагнуть в царства, которые вы раньше даже не осмеливались вообразить. Но путь длинный. И сегодня — только первый шаг.

Кто-то тяжело дышал, кто-то сжимал зубы, но никто не ушёл.

Я посмотрел на них. В глазах — страх, злость, непонимание. Но глубже, под всем этим, начало рождаться то, что мне было нужно: настоящая решимость.

— Хорошо. — Я глубоко вдохнул. — Теперь продолжайте. До заката вы не двигаетесь с места. Кто упадёт — начнёт завтра сначала.

Я отошёл к краю двора, опёрся на посох. Смотрел на их кривые позы, на дрожащие руки.

«Тяжело? Да. Но это и есть настоящая жатва. Пусть вырастут медленно. Но однажды они станут щитом этой земли.»

Закат соскальзывал за рисовые террасы, небо заливали мутно-розовые полосы. Двор был тихим. Только тяжёлое дыхание тридцати человек напоминало, что здесь шла работа, а не обычная медитация.

Я медленно подошёл к ним. Кто-то всё ещё стоял, дрожа всем телом. Другие сидели на корточках, уставившись в землю. Лица были бледными, лбы блестели от пота.

Я окинул их взглядом.

— Всё. На сегодня достаточно. Садитесь.

Люди начали осторожно опускаться. Несколько человек с глухим стоном рухнули на землю, вытирая лоб грязными руками.

Лянь Чжоу первым нарушил тишину.

— Староста… Чувствую себя так, будто меня били палками весь день. Ци… ускользает. Ноги ватные.

— Это нормально, — спокойно ответил я. — Вы впервые за долгое время перестали насильно тянуть энергию и позволили телу дышать само. Сейчас всё внутри вас, как растревоженное болото.

Сун Мэй закрыла глаза, обхватила плечи.

— Внутри пусто… и странно холодно.

— Так и должно быть, — сказал я. — Сначала нужно вычистить. Ваши старые накопления, ваши кривые потоки — всё это мусор. Когда вы начнёте наполняться заново, тело само поймёт, как принимать ци правильно.

Молодой парень с повязкой, потирая руки, пробормотал:

— Честно говоря, я думал, что будет проще…

Я ухмыльнулся.

— Думаете, я бы потратил свои последние силы, чтобы предложить вам что-то простое? Если бы было легко, вы все уже сидели бы на троне клана Ван.

Он усмехнулся в ответ, и кто-то за его спиной хрипло рассмеялся. Смех был усталым, но в нём уже слышалась живая искра.

Я сел на низкий деревянный пень, вытянул ноги.

— С сегодняшнего дня каждое утро и каждый закат вы будете повторять эти позы и дыхание. День за днём. Ни шагу дальше, пока тело не очистится. И ни слова про прорывы, уровни или ци-бомбы. Всё это будет потом.

Минь Фу посмотрел на меня внимательнее.

— Ты всё это проходил сам?

— Прошёл. — Я кивнул. — И знаю цену каждой ошибки. Но мне пришлось ломать всё в одиночку. У вас есть преимущество: вы идёте вместе.

Никто не ответил. Но в их взглядах больше не было чистого страха. Только усталость и какая-то странная, жёсткая готовность.

Я поднялся.

— Завтра утром жду вас здесь снова. Приходите без завтрака. Сегодня не ешьте тяжелого. Пусть тело отдыхает.

Они начали медленно вставать, опираясь друг на друга. Лянь Чжоу, сжав челюсти, взял за плечо молодого из своей семьи и подтолкнул вперёд.

— Пошли, хватит валяться. Завтра упадёшь — я тебя сам из канавы вытяну.

Сун Мэй тихо поправила волосы, бросила короткий взгляд на меня.

— Спасибо… староста. — В её голосе не было лести, только сдержанная благодарность.

Я лишь кивнул.

— Берегите себя. Сегодня вы сделали первый шаг. Для большинства людей он остаётся всего лишь мечтой.

Когда они ушли, во дворе остался только я.

В небе уже зажглись редкие звёзды, слышалось стрекотание ночных насекомых.

Я выдохнул, сел обратно на пень. Внутри ядро ци слегка дрогнуло, будто откликнулось на чужую решимость.

«Хорошее начало…» — подумал я, глядя на мокрую землю, где остались их следы.

Когда они ушли, я вернулся в дом. Внутри стояла полутень, пахло сухими травами и старым деревом. На столе валялись старые пучки кореньев, кривые ножи, пару горшков с недоваренными настоями.

Я сел, потер виски. Ци в теле вяло шевелилась, как больной зверёк. В груди снова ныла та самая трещина, оставшаяся после провала на втором уровне Основания Духа.

Я медленно поднялся и вышел во внутренний двор. В дальнем углу, прямо у стены, росло старое растение — широкие тёмно-зелёные листья, из которых под вечер начинал сочиться прозрачный сок.

Я присел, провёл пальцем по листу.

— Так вот ты где… — пробормотал я.

Этому кусту было не меньше ста лет. Его посадили ещё при Тан Чжэне, основателе деревни. Оно питалось слабой жилой духа первого уровня, которая проходила под домом. Такие жилы встречались почти в каждом поселении, но их сила обычно была слишком мала, чтобы на них обращали внимание.

Я сорвал пару нижних листьев. Сок закапал мне на руку, оставляя лёгкое жжение.

— Значит, жилы духа здесь всё ещё живы… — сказал я тихо. — Этого хватит.

Я вернулся в дом, выложил листья на стол. Начал перебирать другие травы: сушёные корни горного лука, куски жёлтого грибка, остатки старой горькой лозы. Всё это собиралось годами, но лежало без дела.

— Если смешать сок с отваром лозы, добавить грибок… — я шептал себе под нос, как старый мастер, который наконец вспомнил забытый рецепт. — Нужно уменьшить горечь, чтобы не разрушить внутренние каналы. Иначе яд вместо лекарства.

Я зажёг печь, поставил глиняный котёл. Медленно влил сок. Пар поднялся резко, пахнул горечью и сладковатым дымом. Я всыпал грибок, добавил горсть лукового порошка. Внутри раздался тихий треск — знак, что смесь начала связываться.

Я стоял, глядя на мутный пар, чувствуя, как внутри всё сжимается. Эта смесь могла стать шансом. Пусть временным, пусть слабым — но шансом.

— Старик Тан… — я тихо усмехнулся. — Даже не подозревал, что под домом у тебя растёт такая драгоценность. А ты кормил ей кур.

Когда смесь зашевелилась, я осторожно снял котёл, налил чуть-чуть в старую фарфоровую чашку. Пар бил в глаза. Цвет — мутно-золотой, запах — горький, но не отталкивающий.

Я