всё такое…
— Я не знаю, — признался Нае. Про Хор он знал только со слов тётушки, хотя о нём беспрестанно говорили все, как о гаранте благополучия мира. Говорили, что его надо защитить от тварей пустоши и от «Немых струн», в борьбе с которыми в конечном итоге и погибли родители. Вернее, мать, а отец пропал без вести. Поговаривали, что когда он вернулся после той битвы, разум его помутился и Вайме Нер’Рит исчез, бросив всё, что ему дорого. Нае с братом поначалу было тяжело выслушивать соболезнования и советы, но после боль утраты поблекла, брат решил для себя пойти по стопам отца, а Нае хотел остаться в садах. И ничего не вышло. Про «Немых струн» не принято говорить, даже упоминать их не стоило. Для людей и энуаров они — отступники от устоявшегося миропорядка. Не один раз они предпринимали попытки уничтожить Хор, но, к счастью их удавалось отбить. Всё это прошло мимо Неё, как красивые легенды ложились на полотно памяти, переплетаясь с настоящим. Но теперь всё иначе. Прошлое осталось там, за туманом, а будущее придётся ткать на новом полотне. И кто знает, быть может эти легенды станут основными в узоре.
— А ты правда, хорошо слышишь? — снова подступился Келвин, нарушив течение мыслей. — Такими ушами! С ладонь! Даже больше… Не мешают? А на ветру? Не хлопают?
— Нет, не хлопают. Лучше, чем люди, — согласился Нае. — Но не только поэтому.
— Да? А ещё почему? — Келвин замер рядом в обнимку с метлой.
— Ещё есть нити дара. — На невольно провел рукой по шее, там, где начали разгораться от волнения синие полосы, — они позволяют слышать и петь лучше.
— Ничего себе! Это как вены? У вас кровь синяя?
— Да. Почти как вены, — На невольно отступил от напора нового приятеля, не заметив долгой паузы в работе, — но не совсем. Это другая кровь… Не как у людей. Я не знаю, как объяснить.
Небо посмурнело и оба Яра скрылись за облаками. Стало заметно холоднее. Нае поёжился и снова взялся за метлу. Скоро закат и будет совсем плохо видно.
Келвин, расценив жест по своему, отступил и начал мести молча. По неясному согласию они оба вымели сначала половину галереи, что досталась Келвину, а потом и Нае, попутно рассказывая о себе.
— Ну. Мне нравится. Красиво, — сказал Келвин, продолжая разговор о нитях дара. — они так светятся на коже. Синее на сиреневом. Хоть картину пиши.
— Они светятся только когда дар пробуждается, — возразил Нае, хотя слова ему понравились. Он не думал, что это выглядит со стороны так, всю жизнь воспринимая нити как само собой разумеющееся. Он подумал, что Келвин, пожалуй, ничего, хоть и человек. Лучше чем все люди, что встретились ему на пути, хотя их было всего двое, маэстро Вирон и грандмастер. — В остальном их почти не видно…
— Все равно здорово! — Келвин смахнул последнюю. — У нас такого нет.
Нае хотел ответить, что у людей много других достоинств, как услышал, ощутил всем телом угрозу. Где-то кричал, приближаясь, кошмар. И не один. Память достала воспоминания о недавнем поражении. Эхо тревожно пел, но ещё несмело и тихо. Нае тревожно оглянулся. Туман. Он же не пустит кошмаров, да? Хотя эти твари и летают почти возле самых братьев, над облаками.
— Чего? — Келвин тоже почуял беспокойство.
— Я слышу тварей Пустоши, — пролепетал Нае. Сердце застучало с удвоенной силой.
Глава 3. Первые уроки
Чуть позже Нае стоял перед наставником в его кабинете, пережидая боль в плечах, а рядом сопел от обиды его новый приятель. Оба получили по паре ударов длинной гибкой жердью по спине, как только показались в комнате наставника. Теперь инструмент воспитания снова стоял в углу, ожидая начала следующей экзекуции.
— Кто дал вам право поднимать тревогу? — допытывал у них уже в который раз маэстро Вирон противным голосом. — Конс-соната хорошо защищена от любой атаки! К чему вы оба начали кричать?
— Но я услышал, — робко повторил, в который раз, Нае. Чем ему еще оправдаться? Он не желал повторения прошлых ошибок для себя. А Келвин поддался панике, потому что поверил новому товарищу. Что-то он теперь скажет, после унизительной выволочки на глазах у немногочисленных учеников и преподавателей, а потом ещё и синяков от воспитательной работы? Отвернётся? Наверняка.
— Что ты там ус-слышал? — Ящер в длинном плотном халате, готовый уже отправиться отдыхать, но вынужденный урезонивать своих подмастерьев, яростно их отчитывал. — Ко мне! Надо с-сначала идти ко мне! Я говорил! По вс-сем вопрос-сам ко мне! Вы вс-сех напугали! Выс-ставили с-себя на пос-смешище!
— Простите, — Нае вдруг почувствовал сильную усталость. Голос наставника скрёб по коже свистящими «с», высасывал последние силы, и хотелось отмыться и лечь спать. Как же он вымотался за этот день, но просто уйти отдыхать, как сделал бы дома, не мог.
— Я ещё поговорю с-с вами завтра! Идите с-спать! С-с рассветом я жду вас-с у с-себя! Я найду вам занятие по интерес-сам!
Нае вяло кивнул и вышел, а следом, толкнув плечом, поспешил и Келвин.
— Ну, ты даёшь! Я думал, и правда летуны! — выдохнул он.
— Я знаю, что слышал, — упрямо повторил Нае. Голова кружилась, и пришлось опереться о стену.
— Ты как? — Келвин склонился к нему, — нормально?
Нае и рад был бы ответить, но и сам не мог понять. Хотелось есть. От волнений и шума, вызванного переполохом, который они же сами и устроили, внутри всё дрожало. Нити дара пульсировали внутренним огнём в такт сердца — гасли и загорались.
— Эти твои нити горят прямо как пожар!
Нае кивнул.
— Эй, новенький! — раздался справа задорный девичий голос, — ничего себе панику ты тут устроил!
Нае взглянул на девицу справа. А за ее спиной еще двое. Все — люди. Как же вышло, что создав Хор и возведя вокруг живой замок Консонаты, энуары безмолвно покинули его, уступив людям?
— Меня зовут Райен, — девушка, на вид уже приблизившаяся к зрелости, подошла и протянула руку для знакомства. — Это Эрион и Террен.
— Нае, — стало отчего-то неловко. — Найрис Нер’Рит.
— Это я знаю, — усмехнулась девушка. Они все были одеты точно так же, как Келвин, с одной лишь разницей, что на рукаве у девицы красовалась нашивка из двух перьев, а у остальных только одно. — Про тебя здесь уже все знают.
— Правда? — Нае выпрямился и прижался спиной к холодной стене. Люди окружили его, не давая возможности ускользнуть. Они все звучали для возбуждённого слуха, как расстроенные инструменты. От несогласованных вибраций сделалось нехорошо.
— Конечно! Ты единственный живой энуар